Черный грифон

– Как только странная гостья ушла, коназ решил проведать дочку. Как полагается, сначала постучал, но не услышал ответа. Тогда он, отец всё-таки, вошёл без приглашения. Беляна лежала, уткнувшись в подушку и еле слышно всхлипывала.

– Ну что ты, дитятко, не надо.

Владигор не мог с непривычки подобрать нужные слова, но внезапно дочь перевернулась на бок и просмотрела на него полными тоски глазами.

– Что же ты натворил, папа, – убитым голосом сказала она.

– Да что я натворил? Что? Разбойника хотел порешить? Али должно воровство и смертоубийство вольно по земле ходить? Без наказания?

– Неужели ты ещё не понял, что это не он?

– Ну, даже если и не он. Бежать-то зачем? Нешто не разобрались бы? Али я зверь какой?

– Зверь! – вскричала конежна и разрыдалась. – Он навсегда исчез, понимаешь, навсегда! А если и встретится где случаем, то как я ему в глаза посмотрю? Ой, я дура-а!

Последние слова она проревела, всхлипывая и дрожа. Коназ некоторое время смотрел на рыдающую дочь, но понял, что ничем помочь не может. Поэтому тихонько встал, на носочках вышел из горницы и аккуратно притворил за собой дверь.

– Слушай, Молчан, – через две минуты говорил Владигор.

Голос его звучал твёрдо, но проскакивали в словах просящие нотки. Коназ даже встал перед простым десятником. Он опёрся на столешницу ладонями и смотрел исподлобья. Молчан понимал, что разговор будет важный, возможно даже знаковый. Потому не торопился с реакцией на такое необычное приветствие.

– Я так думаю, погорячился я.

Молчан еле заметно кивнул, в остальном сохранял индейскую невозмутимость.

– Ну, мало ли, откуда у человека может бронь оказаться. Если я шапку бобровую ношу, это же не значит, что я бобёр.

Молчан не спешил. Коназу сейчас следовало позволить подвести под свой промах логическое обоснование. Поэтому он снова кивнул.

– Ты с ним, вроде как, ближе других был. Да чего там! Никто кроме тебя с ним и не общался. Так что я прошу тебя его найти. Не убивать, ни в коем случае. Не тащить сюда. Просто спроси, откуда у него бронь с чёрным грифоном.

– Кого найти?

– Да его же! – сдаваясь, прокричал коназ. – Чемпиона нашего, будь он неладен. Платона.

– Дам тебе десяток, денег на дорогу…

– Присядем, отец, – сказал Молчан и, не дожидаясь ответа опустился на табурет.

Владигор махнул рукой и тяжело опустился на стул. Он внимательно и с надеждой смотрел на своего лучшего мечника.

– Какой там я отец… – начал он.

– Ты всей дружине отец, – оборвал Молчан. – А значит, и мне, пока не выгнал.

– Эх… говори, что хотел сказать.

– Десяток не нужен. Он от двух ушёл, как мышь в нору, и никто из твоих людей его так и не встретил. И если бы не та торговка языкастая, так и не знали бы ничего.

Теперь кивнул коназ.

– Женщина, что с ним пришла, Подана, говорила, что ему дорога в Москву, в Мары хором. Так что рано или поздно, но Платон там будет. Я был ему другом. Да и когда ты его опальным объявил, я плохого слова про него не сказал. Так что мне одному идти.

– Прав ты, Молчан.

– Так я пойду? Передам Платону от тебя просьбу прощения.

– А ты меня спросил!? Я! Прощения просить? Да пусть он рад будет, что его простили.

– Э, нет, коназ, – мечник поднялся и твёрдо взглянул на правителя. – Так я никуда не пойду.

– Да почему?

– Тогда объясни, за что Платона прощать вздумал? В чём он перед тобой виноват? В том, что тебе страсть, как хочется Карагоза поймать? Или в том, что ты его за полтора года так и не поймал?

– Зря тебя Молчаном кличут. Говоришь ты, как ножом режешь. Уж лучше бы и правда молчал.

– Так что передать?

– Скажи… – Владигор замялся. – Что мы его ждём, с его невестой. И что… ну, ты и сам знаешь, что сказать.

– Не знаю, отец.

– Вот заладил! Отец, отец… Да! Передай, что я прошу у него прощения. Доволен?

– Да, батюшка коназ. Теперь доволен. Рад видеть, что ты чувства человеческие не растерял и справедливость в сердце сберёг.

– Денег сколько дать? – видно было, что слова мечника пришлись правителю по душе.

– Не надо денег. Так поеду. Не от тебя, а по своей воле. Вернее будет.

Странности начались ещё за сто пятьдесят вёрст от Москвы. На каждом повороте, перекрёстке, да просто на каждом углу стояли ратники. По двое, трое, иногда целыми десятками. Они не останавливали проезжих, но внимательно следили за всем происходящим. Молчан сначала просто оборачивался, а потом не выдержал, подъехал к десятку на развилке и спросил прямо:

– Что стряслось? Отчего на каждом углу стоят?

– А ты кто таков и откель будешь? – в свою очередь спросил старший.

– Десятник дружинный, Молчан. Из Калача я, от Владигора коназа.

– А, – понимающе кивнул тот. – Ну, ежели коназ тебя разузнать послал, то ступай к воеводе. Он в Коломне стоит.

– Михайло Гузков, – представился воевода в ответ на приветствие. – Что, и у вас прослышали?

– Так не прослышали, конаже. Вот у тебя хочу попытать, что тут происходит.

– Это у вас, на востоке, коназ. А мы проще зовём. Я, вот, к примеру, князь Балканский. А что толку?