Черный грифон

– Ну ты шутник. Крышка не живая, ей не жарко. А прыгает, потому что горячий пар её толкает. И чем горячее, тем сильнее толкает.

Демид задумался, даже глаза прикрыл. Потом весело посмотрел на спутника.

– Это что же, вода у него в пасти закипела и толкнула во все стороны так, что аж башка в куски?

– Совершенно верно.

– Дядя Платон, ты умный, – уважительно проговорил Демид. – Все волхвы тебе и в ученики не годятся. Такое придумать.

– Да, Демид. Зря ты учёбу бросил. Глядишь, сейчас бы и сам что умное мог придумать.

Мальчишка упёрся взглядом в землю и даже тихонько шмыгнул носом. Потом чуть поднял глаза и пробурчал:

– Не пойду я к нему. Он дерётся.

– Как дерётся?

– Как, как. Палкой. И приговаривает: «Жалеючи розгу, губишь ребёнка». Не пойду!

– Идём за стол. Там уж, поди, соскучились.

За стол Платон вернулся один. Демид буркнул: «Больно надо!» и, махом перескочив невысокую ограду, помчался по деревне.

– Так говоришь, малец змея изничтожил? – недоверчиво переспросил староста.

– Он у волхва учился. Умеет воду замораживать. Если бы не Демид, мы бы не справились.

– А что же сейчас не учится? Али отпустили его?

– Сбежал, – усмехнулся Платон. – Говорит, дерётся волхв.

– Ну а как же? Али не видишь, нет учения кроме как через боль. Меня, мальца, помню, тятя грамоте учил. Так пока азы с буками вбил, сколько розог переломал. Ты бы объяснил братцу-то. Сам, поди, учёный?

– Мы не братья, – Платон даже улыбнулся от такого предположения. – Некуда ему пойти, вот и прибился к нам.

– Читать умеет? – по-деловому спросил Анфим.

– Умеет, дедушка, – вмешалась Глаша. – И родовые знаки понимает. Как-то палкой на земле сам писал и сам читал.

– Это добре. А то грамотных у нас не осталось. Кто был, все к людям подались. Чего учёному человеку в лесу делать? А я бы из мальца доброго преемника воспитал.

– Анфим, а ничего, что мы без него его судьбу решаем? Надо бы и самого Демида спросить.

– А вот сейчас и спросим. Он, поди, с такими же шалопаями по веткам скачет.

Спрашивать не пришлось. Как только все вышли на улицу, мальчишка подошёл сам. Шёл он медленно, несколько неуверенно. А следом стайкой плелись двое местных ребят и семь девчонок.

– Дядя Платон, – смущённо произнёс мальчишка. – Ты говорил, что я могу здесь остаться. Меня вон, тётя Февронья зовёт. А у Михея с Гришкой здесь на ручье своя запруда. Мы будем купальню ставить. А ещё…

– А к старосте в ученики пойдёшь?

Демид взглянул на Анфима из-под бровей и пробурчал:

– А он драться не будет?

– А как учиться станешь, – ответил старик. – Будешь прилежничать, так всё мирком пойдёт. А коли барагозить учнёшь, то тут как без розги, али не видишь?

Демид дёрнул Платона за рукав и спросил:

– А тебя тоже с розгой учили?

И что на это было ответить?

– Меня учили, как всех, – не соврал Смирнов.

Глава 11

– А под Медведицком, бают, змей объявился, – заезжая торговка отхлебнула дорогущего привозного чая, откусила от знаменитого местного калача, и продолжила. – Так его два брата, Платон да Демид, с сестрицей ихней, Глашей, так и изничтожили. А змеюка, ой, лютая! Старый, огняный, да говорящщай. Всё село, бают, целиком сжёг, а людей, как тряпки в клочки порвал и проглотил. И ругался при этом, как пьяный франк.

Беляна сидела ни жива, ни мертва. Дважды выезжали дружинники за её любимым. И если первый раз Владигор велел привезти голову опального витязя, то второй раз ехали уже по просьбе конежны.  И не с тем, чтобы убить, а хотя бы разузнать, куда он подевался. Добрались по тракту до Медведицка, обратно ехали кружным путём, через Наважино. Село оказалось пустым, и, конечно же, про Платона никто из встречных и слыхом не слыхивал.

И вот какая-то торговка, которую и позвали-то ради новостей, рассказывает такие ужасы.

А женщина между тем, видя напряжённое внимание дочери местного правителя, продолжала:

– Демид, бают, змея в ледышку-то одним словом заповедным заморозил. А Платон, не будь дурак, все три башки зверюге одним-то махом и отшиб. Лопнул дракон, да люди-то все на волю и вышли. Сейчас, бают, в село возвращаются, да Демида с Платоном славят. Да! – она вскинула толстый палец. – Женили же его на ком-то, да так в селе и оставили.

– Платона!? – ахнула Беляна.

– Не! Какой-там Платон. Демида. А Платон, тот вообще, ухнул, об землю ударился и пропал вместе с Глашей.

– А ты не врёшь? – прищурившись спросила девушка. – Как же люди могли на волю выйти, если змей их в клочки порвал?

– Да чтоб мне пусто было! Так и вышли. Видать, не всех порвал, каких и целиком глотнул. Чай, три головы-то, поди за всеми уследи.

– А какое село? – продолжала сомневаться конежна.

– Дак Наважино же.

– Точно врёшь, – сделала вывод Беляна. – Наши дружинники были две седьмицы тому в Нававжине. Пустое то село. Нет там никого.

– А теперь есть, – уверенно ответила торговка. – Симеон Дальний, у него пряности, рядом со мной стоит, он как раз два дня тому Наважино и проезжал. Бает, люди только-только по домам возвращались.