Черный гусар

Астафьев потупился.

— Но сабля не подходит именно по тем же причинам, — наконец, сказал он.

Кокорин согласно закивал.

— Значит, остаются пистолеты. — Матвеев почувствовал, что они с Новицким перехватывают инициативу. Успех следовало развить.

— Пистолеты! — крикнул Кокорин, опередив собиравшегося с мыслями Астафьева. — Верно. Стреляют оба отлично. Видел и того, и другого. Здесь равенство полное.

Стали обсуждать подробности. Новицкий и тут попытался максимально отвести самые тяжёлые следствия. Здесь ему пришлось уже уговаривать всех троих. Матвеев молчал, но чувствовалось, что он более на стороне Астафьева и Кокорина. Последний волновался и повышал голос:

— Максимально десять шагов, Новицкий. Это же не то что слово пустил случайно на бале или в театре. Оскорбление намеренное, оскорбление действием, и удовлетворение должно быть полнейшее.

— Господа, я согласен, что для дуэли есть повод изрядный, — не сдавался Новицкий. — Но всё-таки хмельная ссора, за картами...

— К тому же первым ударил всё-таки Бранский, — напомнил офицерам Матвеев.

Новицкий взглянул на него с благодарностью и продолжил:

— Да к тому же они оба наши товарищи. В любом случае погибает или получает ранение офицер нашего же полка!..

Пятнадцать шагов ему отстоять не удалось, сошлись на том, что первое расстояние между барьерами будет двенадцать шагов. Выстрелы повторяют до результата, то есть до крови.

А вот с пистолетами Новицкий попал впросак.

— Не соглашусь, — с твёрдым убеждением выговорил Астафьев. — Не раз говорил с докторами, и все предлагали увеличить заряд. Тогда пуля наверняка проскочит навылет. Сквозные раны легче лечить. А застрянет расплющенный свинец в теле — так может и остаться надолго.

— Что же с оружием? — осведомился Матвеев.

Выяснилось, что тот же Мишка уже с утра был послан опять-таки в Петербург за парой дуэльных. Астафьев сообщил, кланяясь, что граф обещал одолжить пистолеты у приятеля и, как человек чести, готов поклясться, что они ему незнакомы.

— Кухенрейтеры[16] я проверю, — практическую сторону дела Кокорин забирал в свои руки. — Пули отолью сам. Десятка, думаю, хватит.

— Проверьте только, как входят в ствол. — Опытный Астафьев хотел предусмотреть все случайности. — Бывали случаи, что первые пригоняли, а вторые — доходили только наполовину. И что прикажете нам в этом случае делать? Фузеи солдатские брать в пирамиде? Или седельные пистолеты у батальонного попросить?.. Кстати, порох лучше использовать обыкновенный, ружейный. Полированный не так быстро вспыхивает.

— Пистолеты со шнеллерами? — спросил Матвеев.

Новицкий молчал. Он чувствовал, что свои обязанности исполнил, а с железом лучше разберутся другие.

— Не знаю, — ответил Кокорин. — Ещё не видел. Как только Мишка вернётся, предлагаю опять собраться нам четверым и осмотреть.

На том секунданты и разошлись...

Вечером Мадатов долго жёг свечи одну за другой. Матвеев посоветовал было ему выспаться перед тяжёлым делом, но Валериан не ответил. Прапорщик не настаивал, сам лёг в койку и отвернулся.

Третья свеча догорела уже за полночь. Валериан сидел не двигаясь, смотрел, как оплывает, ползёт книзу ещё недавно стройное тело, отлитое длинным конусом, и думал, что, может быть, и он сам завтра так же осядет в высокую, густую траву, ещё ничего не сделав, не совершив, убитый взбалмошным богатым мерзавцем из-за совершенно пустого дела.

Он жалел, что позволил графу вызвать себя на ссору. Новицкий, почему-то вспомнил он своего секунданта, тот, наверное, не дал бы себя так провести, сумел бы найти слова, чтобы уклониться — не от дуэли, но от стычки, которая могла бы к ней привести. Он же вспылил, встретил неприятеля грудью, и вот придётся завтра же ловить пулю — всей грудной клеткой.

Он подумал, что стоило бы, наверное, написать несколько писем, хотя бы дяде Джимшиду и Минасу Лазареву, проститься с людьми, которые были к нему так добры. Но не успел потянуться за бумагой, как тут же дикая мысль заползла к нему голову — чем он отплатил этим людям за всё доброе, что они сделали для него?!.. Он обещал вернуться великим воином, а вместо этого останется в чужой земле обезображенным трупом. Зачем же тогда писать дяде — завещать ему кровную месть всей фамилии Бранских?! Разве у Шахназаровых мало сейчас дел на той земле, между Дорийской равниной и горами Арцаха?.. А Лазаревы? Сколько денег Минас потратил на дворянскую грамоту? И Бранский всё равно сомневается, что она подлинна. Так, может быть, он, Мадатов, держался недостойно своему титулу?..