— Безусловно. — Сергей выдержал паузу. Он знал, что лжёт, понимал, что ложь эта видна, но чувствовал, что она сейчас просто необходима; Бранский был прав в одном — у Мадатова не было друзей в этом полку, а Новицкий не хотел, чтобы его сослуживец уезжал с чрезмерно тяжёлым воспоминанием.
— Хотя, конечно, — продолжил он, — граф не слишком доволен итогом вашей дуэли. Например, ему кажется, что во второй раз вы слишком быстро пошли к барьеру.
— Я не хотел умирать, — резко бросил Валериан, глядя в глаза собеседнику.
Сергей удержал улыбку. Ему начинал нравиться этот мрачный офицер с резким, неправильным, не петербургским выговором. Он был слишком искренен, он не хотел соблюдать приличия в разговоре; и не потому, что презирал их, а потому, что не знал. Но именно это и привлекало Новицкого. Мадатов в самом деле был не на месте среди затянутых в рюмочку гвардейских поручиков, хотя осиной его талии могли позавидовать многие. Но он был слишком естествен, а потому казался чересчур неуклюжим.
— Тогда почему же вы не подозвали его к барьеру? Вы оставили его на месте и дали фору в четыре шага.
Валериан усмехнулся. По правде говоря, тогда, с пистолетом в руке, он и забыл об этой возможности, но не собирался сейчас признаваться в своей оплошности.
— А если бы я поставил его поближе и застрелил? Что было б со мной потом?
— Его семья вам бы этого не простила, — ответил Новицкий честно и без раздумий.
— Видите. И тогда в лучшем случае — солдатом... в глухой гарнизон... навечно...
— Но, случись вам дать промах, в третий раз граф мог и убить вас с восьми-то шагов.
Валериан подумал, что такой исход пугал его куда меньше, чем разжалование без выслуги, но не стал говорить это вслух:
— Я рискнул. Я сыграл. И я выиграл...
— Армейский полк? — спросил Сергей его прямо.
— Там тоже служат, — ответил Мадатов сухо.
Сергей поднялся:
— Что же — счастливой дороги вам, лёгкой службы. Бог даст, ещё свидимся.
Он протянул руку, и Мадатов, чуть поколебавшись, ответил ему пожатием. Но — Сергей понимал это совершенно отчётливо, — прощаясь навсегда и без особенных сожалений...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
По широкой поляне полз щит. Полуторадюймовые доски остругали, плотно сбили друг с другом и обрезали на высоту роста среднего человека. Ширину же выбрали так, чтобы самый плечистый гренадер не смог бы закрыть мишень, даже выпрямившись и вдохнув полной грудью.
Двое рядовых в зелёных мундирах и белых панталонах бежали к опушке, держа в кулаках верёвки, накинутые на плечи. Щит двигался за ними достаточно быстро и плавно. От падения его удерживала ещё одна бечева, натянутая по всей длине прогалины.
Егеря первой роты первого батальона стояли группками по шесть человек, держа заряженные ружья в положении «на плечо». Только щит приближался, следовала команда: «Первая!» Трое, шагнув вперёд, падали на колено и палили в надвигающиеся доски... «Вторая!» Вторая же тройка занимала место первой и расстреливала удалявшуюся мишень. Больше половины стрелков попадало в цель. Летели белые щепки, а щит всё больше окрашивался в цвет травы, видневшейся сквозь пробоины.
Пару раз чья-то не в меру меткая пуля перебивала верёвки. По команде стрелки брали ружья к ноге и ждали, пока тянувшие сращивали концы.
Командовал высокий чернявый штабс-капитан, бежавший параллельно движению щита, держась за линией стрелков. За ним ехал верхом подполковник, внимательно наблюдавший, и как исполняют приёмы рядовые, и как часто попадают они в мишень.
Отстрелялась последняя группа, щит остановился. «Бурлаки» начали перевязывать бечевы, чтобы тянуть в другую сторону. Ротный подошёл к батальонному командиру:
— Хорошо стреляют твои люди, Мадатов!
Штабс-капитан вытянулся и отдал честь. Подполковник Бутков спрыгнул на землю и отдал поводья подбежавшему унтеру:
— А теперь хочу посмотреть, как маневрируют. Топать на месте и ружьё вертеть егерям без надобности. Пусть атакуют... вон ту опушку. Там враг засел, оттуда стреляют. Давай, командуй. Только не забудь приказать, чтоб разрядили ружья, у кого осеклись.
Мадатов дёрнулся недовольно:
— До сих пор не забывал, господин подполковник.
— У каждого своё дело, Мадатов. Офицеры рядовым приказывают, ротный — своим офицерам. А батальонный, соответственно, — ротным!.. Исполняйте, господин штабс-капитан. Жду!..
Пробили барабаны, и рота выстроилась в две линии. Другая дробь — и первая шеренга побежала вперёд. Отошла на полсотни метров — и по новому сигналу егеря припали на колено, показывая, что готовы к стрельбе. Приложились, и тут же вторая половина роты двинулась скорым шагом. Солдаты проскочили в разрывы первой и, взяв ту же дистанцию, также изготовились к залпу. Отстрелявшаяся шеренга, повинуясь не умолкавшим барабанам, изображала, что заряжает оружие.