Черный гусар

Новицкий, подумал он, оказался человеком куда более серьёзным, чем представлялся раньше. И чужой язык успел освоить почти свободно, и обычаи непривычных ему людей изучил, осознал и усвоил.

— Волки! — прорычал, наклонившись вперёд, Мулла-паша. — Волки могут выть с заката и до утра. Но им не подняться на стены Виддина!

— Разумеется, нет, — легко согласился Георгиадис. — Но им несложно будет просочиться в город, если ворота будут открыты.

Ловушка захлопнулась.

— Зачем же нам впускать кого-нибудь в крепость? — удивился Юсуф-ага.

— Измаил-бей и его двадцать тысяч воинов собираются войти в Виддин, — тут же ответил ему Новицкий.

— Падишах вселенной, да продлит Аллах его жизнь, изволил приказать храброму Измаил-бею привести войско к самому Бухаресту. Легчайший путь переправить столько людей в Валахию — устроить переправу здесь, у Виддина.

— Уважаемый и мудрый Мулла-паша, — заметил Георгиадис, — прекрасно осведомлён о намерениях его величества султана. Но кто же знает о скрытых желаниях самого Измаил-бея? А вдруг ему захочется задержаться в этом прекрасном месте.

Турки переглянулись. Георгиадис же сделал вид, будто не заметил их замешательства:

— Чтобы переправиться через Дунай, не надо и входить в Виддин. Измаил-бей может разместить своих людей за стенами.

— Ночи здесь тёмные. Мулла-паша будет сторожить каждое движение Измаил-бея?

— У него будет фирман из Стамбула.

— Ни слова, ни бумага не перенесут тысячи воинов через реку.

— У виддинской пристани стоит несколько сотен судов.

— Если они исчезнут, Измаил-бею незачем будет даже подходить к крепости.

Мулла-паша откинулся на подушки:

— Это хорошие суда. Новые. Вместительные.

— Главнокомандующий Дунайской армии генерал-лейтенант Кутузов понимает, на какие жертвы придётся пойти уважаемому Мулла-паше. За сгоревшие корабли виддинской флотилии он готов заплатить двадцать тысяч червонцев.

— Это очень хорошие суда, — проскрипел Юсуф-ага. — Каждое может взять две-три роты пехоты... Пятьдесят тысяч.

— Из уважения к мудрости Мулла-паши я уполномочен добавить по необходимости ещё некоторую сумму. Двадцать пять тысяч.

— Сорок пять, — твёрдо объявил уважаемый Мулла-паша.

Мадатов наклонился вперёд и взял со стола персик...

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

I

Под утро на равнину опустился такой плотный туман, что и через несколько десятков саженей в белёсом воздухе видны были одни смутные тени. Полки выходили из лагеря поочерёдно, быстрым шагом достигали назначенного места и сразу перестраивались из колонны в каре. При каждом батальоне был свой вожатый, оттого оба корпуса — Ланжерона и Эссена — развернулись вовремя и без особого замешательства.

Пять квадратов стояли в первой линии, четыре — во второй, запирая разрывы. Артиллерию расположили между пехотой и на флангах. Кавалерия стала частью в третьей линии, частью пододвинулась к пушкам.

Несколько сотен казаков, взяв пики на изготовку, поехали неспешно вперёд проверить, далеко ли турки, и как быстро они продвигаются. Всего лишь позавчера, двадцатого июня, при таком же тумане большой отряд спаги подкрался к бивакам улан Чугуевского полка. Те с трудом сумели отбиться и то лишь при поддержке подоспевших вовремя мушкетёров.

— Хватило Энгельгардту чутья и скорости, — заметил генерал Воронцов.

Вместе с Ланжероном он объезжал верхом части корпуса, проверяя, правильно ли стоят мушкетёры, гренадеры и егеря. Небольшой конвой трусил сзади.

— Не зря я тратил время на ингерманландцев. Пока муштровал их, выработал несколько новых правил перестроения. Все манёвры проходят куда быстрее и чётче.

— Дай старые были совсем неплохи, — возразил Михаил Семёнович. — Мне даже трудно вообразить, что можно их как-то усовершенствовать. Выполнять точно — этому надо учить.

Ланжерон вспыхнул. Ему показалось, что в его словах сомневаются. Он слишком уважал собеседника, чтобы затевать глупую ссору, но не намерен был спускать обиду, даже невольную. Да и шампанское, которым они только что запивали столь ранний завтрак, до сих пор кипело и пузырилось.

— Я уверен в своих расчётах и могу доказать вам их правоту — немедленно.

Воронцов опешил и даже придержал лошадь:

— Полноте, граф! Время ли сейчас заниматься манёврами?!

— Как раз времени нам хватит.

Ланжерон повернул к ближайшему каре.

Услышав приказ командующего корпусом, командир Вятского полка опешил. Но, взглянув вверх, в раскрасневшееся лицо генерала, счёл за лучшее промолчать. Мушкетёры составили ружья, чтобы легче было двигаться, и свернулись в колонну. Ланжерон выкрикнул первую команду, и головной батальон двинулся уступом вправо, формируя передний фас. Два офицера выбежали вперёд и стали, обозначая углы будущего каре. Воронцову показалось, что пехотинцы не вполне понимают суть происходящего и оттого передвигаются даже медленнее обычного. Он только хотел сказать об этом корпусному командиру, как в первой линии грохнули барабаны.