Пальцы Янгара ощупывали устройство, пытаясь добраться до тайной пружины. И хотя осторожные прикосновения его причиняли мне боль – зубья глубоко вошли в лапу, – я терпела. А Янгар, казалось, утратил остатки здравого смысла. Теперь он сидел так близко, что я могла бы вцепиться в горло.
Мне очень хотелось вцепиться ему в горло.
– Уже скоро… сейчас…
Янгар говорил со мной ласково, как тогда, в пещере. И, потянувшись, я коснулась носом шеи. А он, безумный, только засмеялся:
– Погоди, маленькая медведица, скоро ты будешь свободна!
Теперь две руки лежали на полукружьях стальных челюстей. И Янгар, вздохнув, предупредил:
– Мне жаль, что придется сделать тебе больно.
Я замерла.
– Но потерпи, ладно?
И он запел ту самую колыбельную на чужом языке. Голос его был нежен, и я прикрыла глаза, позволяя себе поверить ему.
Боль была внезапной.
Острой.
Оглушающей.
И я, взвыв, рванулась. Щелкнул капкан, зажимая рукав Янгара. И мои клыки вцепились в плечо.
– Тише, маленькая… – Янгар не шелохнулся. – Уже все, все закончилось. Отпусти меня.
Я держала. И солоноватая кровь наполняла мой рот.
Сладкая какая.
Горячая.
От нее по телу растекалось тепло, и голос его сердца оглушил. Оно ведь близко. И само зовет меня.
Нет.
Надо отступить. Но его рука такая тонкая. Стоит сжать челюсти, и захрустит кость. Я ведь не стану убивать. Я просто сломаю руку, которая меня ударила.
Это ли не справедливо?
Если бы Янгар шелохнулся, если бы показал свой страх, я бы напала. Но он просто сидел и смотрел мне в глаза. И я выпустила его.
Я ведь не медведица.
Я человек.
И останусь человеком.
– Спасибо, – вполне серьезно сказал Янгар и, прижав раненую руку к груди, поклонился. Я же попятилась. Собственная лапа горела огнем. И наша кровь смешалась на гнилых листьях.
Я уходила, а он не спускал с меня печального взгляда.
– Возвращайся завтра, маленькая медведица, – сказал Янгар, когда за мной сомкнулись еловые лапы.
И я вернулась.
Зачем?
Из-за дождей.
И осеннего одиночества, которое было горьким, как застоявшаяся вода.
Тишины, что сводила с ума. И леса, вдруг ставшего чужим.
Из-за руки, которая горела огнем, не давая спать: раны были глубоки.
Я накладывала повязку, баюкала руку, уговаривала себя, что все происшедшее – случайность, которая больше не повторится. Я буду осторожна и…
И на следующий день я вышла к оврагу.
Забравшись под старую ель, чьи колючие юбки хоть как-то защищали от дождя, я легла и приготовилась ждать. Янгар появился после полудня.
Он спустился в овраг и, зачерпнув из ручья мутной воды, умыл лицо.
Ждал ли он моего появления?
Пожалуй.
Во всяком случае, мне хотелось так думать.
– Ты пришла, маленькая медведица, – сказал он, повернувшись ко мне. А ведь я считала, что ступаю бесшумно. – Я рад.
Он тряхнул головой, и косы зазвенели.
– Спускайся, – предложил Янгар и, улыбаясь, наблюдал за тем, как неловко я сползаю по пологому склону. Скользила мокрая листва. Да и сама земля, омытая многодневными дождями, превратилась в болото. Бурая глина липла к шерсти, и я со вздохом поняла, что отмываться придется долго.
– Смотри, что я принес. – Присев, Янгар вытащил из сумки сверток. – Ты же голодна, верно?
Не настолько, чтобы есть сырую печень. Я отвернулась и услышала тихий смех.
– Какая странная медведица! Тогда, может, это тебе придется по нраву?
Медовые лепешки? Тонкие, кружевные. В Лисьем логе их выпекали по праздникам или в честь возвращения отца. Старая повариха вытаскивала особый камень, гладкий и плоский, тонкий, как стекло. Этому камню, по ее словам, была не одна сотня лет, и он верой и правдой служил роду Ину. Камень клали на угли, и он раскалялся докрасна. А повариха лила на него тесто, чтобы в следующую секунду подцепить сухой лист лепешки пальцами. Стоило промедлить мгновение, и лепешка подгорала. Но повариха была ловкой, и листы выходили ровными, аккуратными. Я поливала их смесью меда, орехов и изюма.
– Угадал. – Янгар стащил лепешку и, свернув трубочкой, отправил в рот. – Знаешь, с тобой я начинаю ощущать вкус еды. Правда, Кейсо решит, что я сошел с ума, и, быть может, будет прав. – Ешь, маленькая медведица. – Из сумки появились пирожки с мясом. И зайчатина, в яблоках запеченная. Груши. Тонкие стебельки мятной травы, запах которой мне показался отвратительным.
Мы просидели до сумерек, я-медведица и мой сумасшедший муж, которому собственная жизнь была настолько безразлична, что он не боялся обнимать медведя. А еще Янгара, как и меня, терзало одиночество. Наверное, поэтому на следующий день он вновь вернулся.
И возвращался раз за разом.
Он приходил и, присев на темный, с бурыми прожилками камень, ждал меня.
Или я его.
Он говорил мне:
– Здравствуй, маленькая медведица.
А я улыбалась и касалась носом его щеки, стирая с нее капли дождя. И старая ель становилась приютом.
Что было в этих встречах? Ничего особенного. Минуты тишины, разделенные на двоих. Рука Янгара на моей голове. И моя голова у него на коленях.
Его рассказы.