– Ты издеваешься! Бабка, ты надо мной в наглую издеваешься. Я приехал к тебе, чтобы ты мне дала денег на новые шины. Как мы с тобой договорились. Это ты забыть не могла. Мы к тебе с матерью на день рожденья приезжали и об этом говорили. А теперь ты идешь в отказ. Так не годится. Я на тебя рассчитывал. Понимаешь ты или нет? Или ты уже ничего не понимаешь? На зимней резине я ездить не могу. – Стасик наклонился к самому лицу Акимова и по буквам повторил, – Не могу. Машину необходимо переобуть на лето.
Акимов насколько можно отстранился от страшной рожи:
– Но ты же ходишь по моей комнате не переобутым? И ничего. С тобой ничего не случилось. Вот и поездишь также. И на будущее – учись рассчитывать только на себя. Понял, блин?
У Акимова внутри все тряслось.
Стасик открыл рот. Потом снова его закрыл и отошел к окну.
– Так не дашь?
– А ты разве не понял? Ты что, такой тупой? Всё, разговор окончен. Сейчас за мной приедут. Вали, ты меня утомил.
Стасик онемел. Он попытался было еще что-то выдавить из себя, но это не получалось. Тяжело дыша, он быстро вышел из комнаты и так саданул входной дверью, что где-то посыпалось с потолка.
После визита Стасика Акимов очень долго отходил. На этот раз его проняло конкретно. К вегетативным реакциям Веры Павловны добавилось его собственное возмущение. Периодически впрыскивающее адреналина в кровь.
В Акимове стучало так, что глаза не различали очертаний предметов. В голове пульсировало, и Акимову казалось, будто она попала между створок заевшего лифта. Немного отпустит, а потом опять зажмет. Отпустит и зажмет. Телу было душно и жарко, в животе мутило, рот пересох.
Так, будучи не в состоянии пошевелиться, Акимов лежал минут сорок.
В какой-то момент наступил просвет, и Акимов смог добраться до прихожей. Там на этажерке он бросил упаковку с горошиной валидола, извлеченной из сумки еще в первый день. Валидол помог. Но частично – сердце немного унялось, а в голове продолжался шторм…
…Акимов очнулся около четырех часов дня. Он проспал два с половиной часа. В нем уже ничего не дрожало и не билось. Буря миновала, и можно было ехать в Питер.
Но поехать Акимов не рискнул – когда он обувался, то почувствовал, что на большие броски его обессилевшие проволочные ноги и руки не способны. И это было очень досадно.
Он снова влез в тапки, снял свитер и пошел на кухню. Подкреплять старухино тело.
Кусая сосиску и запивая ее молоком, Акимов думал, что уже который раз он попадает в ловушку. Его основным упущением было пренебрежение к состоянию тела. Если о принципе отстраненного наблюдения он иногда вспоминает, то об управлении телом и правильном использовании его ресурса не может быть и речи. Он не управлял, а реагировал. И, как правило, слишком поздно. Уже несколько раз он слышал о больнице, в которой лежала старуха, но не обратил на это должного внимания. А это очень важный пункт. Которым он почему-то пренебрегает. И именно поэтому Акимова так часто вышибает, как перегруженный, не выдержавший нагрузки автомат.
Акимов вспомнил, что в холодильнике на дверце он видел коробку с таблетками, которую не выкинул, когда бушевал от ярости. Акимов её достал.
Эти таблетки и лекарства в коробке не просто так. Необходимо выяснить, почему старуха лежала в больнице, и чем себя пичкает. Это очень важно. «Анаприлин», «Биоспорол», «Атромид», «Линетол»…
Названия Акимову ничего не говорили, и он решил посмотреть в интернете их назначение.
Еще одной проблемой, не имеющей никакого отношения к главной беде Акимова, оказались родственнички. Имеющие свободный к нему доступ. Это фактор нежелательный. Видал он всех дочерей и внуков в одном месте. Особенно его тревожил Стасик. Придет, когда Акимова не будет, и, чего доброго, упрет ноутбук. Или еще что-нибудь выкинет. Вывод? Срочно поменять замок. Кто это может сделать? Раньше он сам. А теперь? Где найти слесаря? Это может знать Татьяна Александровна.
Сосиски кончились. Акимов пошел звонить Татьяне Александровне.
– Я вас слушаю, – трубку сняла она сама.
– Татьяна Александровна? Добрый день. Это Вера Павловна вас беспокоит.
– Очень рада. Вы меня совершенно не беспокоите. Я вас слушаю.
– У меня беда.
– Что случилось? Что-нибудь с Надей?
– Нет. Надеюсь, с ней пока все в порядке. У меня сломался входной замок. Вы не подскажете, к кому я могу обратиться?
– Конечно. Думаю, вам его починит Женя.
– Женя?
– А вы забыли? Женя. Который у вас кран чинил.
– И что?
– Как что? Он и замок сумеет исправить. Мне он пылесос сделал. Золотые руки у парня. Сейчас схожу к нему. Только был дома. Я скоро вам перезвоню, ждите.
Ждать пришлось недолго.
– Вам повезло. Женя дома и через полчаса к вам подойдет. У вас какой номер квартиры, я забыла?
– Двадцать четвертая.
– Я ему скажу. Он очень добросовестный. И за работу берет не очень дорого… А я уже почти готова. Представляете, вроде все самое необходимое, а целая сумка уже набралась. Как вы считаете, нужно брать с собой ночную рубашку?
– Куда?
– Как, куда? В больницу.
– Возьмите.
– И я так думаю. Свое белье лучше казенного. Но кружку я брать не буду.
– Не берите. Там посуды хватает.