Читаем Черный ящик полностью

Лицо, потерявшее четкость при увеличении, тоже можно было назвать заурядным. Если бы не тяжелая оправа его «профессорских» очков. Делающая лицо добрым и располагающим. Взгляд был смазан отблеском стекол, и его выражение Акимов определить не мог. Но одно угадывалось сразу – этот человек был трезв. В отличие от стоящего рядом Акимова. Темные волосы и брови придавали некую «чернявость» облику Вити, и казалось, что он плохо выбрит. Или хорошо загорел. Витя застыл вполоборота к Акимову и камере, и не замечал, что их снимают. Он слегка улыбался, не мешая Акимову махать рукой и что-то выкрикивать. Как будто ждал окончания представления.

И всё же Акимов уловил что-то знакомое. Витя походил на одного мужичка из тренажерного зала, который приходил туда одновременно с Акимовым. И старательно, но безуспешно качал себе бицепсы и грудь. Звали мужичка Геной. Вот эту похожесть на Гену, помимо ретро-очков можно было бы считать единственной яркой приметой Вити…

У Акимова сильно устали глаза – в них двоилось. Он снял очки. На сегодня было достаточно. Всего: и мыслей, и чувств, и упражнений в самонаблюдении. Акимов невероятно устал и отупел. Отупел настолько, что даже видел, наполняющий голову тяжелый густой туман. Он медленно клубился внутри и приглашал прыгнуть в его вязкую инертную субстанцию.

Единственным желанием Акимова было желание как можно скорее лечь отдыхать.

Зевая и ошибаясь в движениях, Акимов устроил себе кровать. Стащив и затолкав под стол неподъемные валики непонятного назначения, он застелил увеличившийся спальный периметр чистыми Надиными простынями. И заодно поменял наволочку. Здесь его ждал сюрприз – при переодевании подушки выпала еще тысяча рублей.

В качестве одеяла Акимовым было задействовано еще плотное покрывало «Олимпиада 80», обнаруженное свернутым вместе с утюгом и прожженной марлей в шкафу.

Теперь всё было готово для сна. Но тотчас завалиться не удалось – Акимову захотелось в туалет. По малой, но настоятельной нужде.

А когда он лег, сняв с себя тесный чехол платья и раскинувшись без стеснения по диагонали кровати, на него мягко опустилось блаженство. Это был подарок уставшего, измученного от непривычных нагрузок тела. В темноте, сгущаемой светившим за окном фонарем, оно не было видно. И в лежачем положении почти не ощущалось. Оно чувствовало чистоту белья и свободу от мышечного напряжения, усугубляемого стеснявшей одеждой, впитывало негу покоя и передавало ее Акимову.

«Вот и еще один день прошел… Как странно… Если завтра я …»

Мысль Акимовым додумана не была. Он уснул, запутавшись в построении. Не заметив того, что улыбается.

* * *

Акимов проснулся в восемь утра.

Всю ночь он гонялся за своей женой и носился над пропастями на своей машине. Бил о кирпичную стену бутылки с пивом и показывал Чернову крупный граненый кристалл, говоря: «Вот это я изнутри».

Но это оказалось сном.

Третье пробуждение хомутом насадило на Акимова полутемную комнату, кровать и лежащую на боку старуху. Он и смотрел на минорный орнамент ковра. Там, под простыней, сорочка Акимова задралась, и груди отдельной, самостоятельной массой из-под нее выползли. Одну из них он придавил рукой. От этого ущемления самого себя было немного больно. Ещё сильно хотелось писать. И не было никакой возможности отстраниться от этих ощущений – от пришедшей тоски наблюдающее «Я» не находилось.

Акимов слез с кровати и посмотрел на свои ноги. Даже без очков были видны синие сплетения выступивших вен, подобравшиеся к кривым пересохшим ступням, которым тесна любая обувь. Коричневые когти на пальцах…

«Во что превращается человек… И, вообще, зачем он живет?»

Акимов пошел в туалет. Устраиваясь на унитазе, он вспомнил, как бойко приседал со штангой на своих крепких, умеренно волосатых и мускулистых ножищах. Где они ходят?

От упражнений на тренажерах грустная мысль Акимова перешла к Гене. А от него к Вите.

Как его найти? Для удобства поисков и опроса в «Окне Парижа» неплохо было бы иметь с собой фотографию, которую прислал Чернов. Значит, надо ее распечатать. Не обязательно это делать в Волосово, можно и в Питере. А, может, у них в ресторане ведется видеонаблюдение? И имеются записи? Это вариант! Это необходимо выяснить в первую очередь. А если будут идти в отказ, нужно придумать какую-нибудь историю или…

Акимов взбодрился. Предстоящее задание и подготовка к нему захватили его. Серая душевная вялость ушла и появилась мобилизующая силы и способности жажда деятельности.

Акимов помылся и стал одеваться. Совершив небольшую тактическую ошибку, натянув вначале платье, а потом взявшись за колготки. Их рифленая ткань ежесекундно цеплялась за панцирь торчащих ногтей. Акимов кряхтел и чертыхался от неудобства и никак не мог понять, почему старуха носила такое неудобное узкое платье и не стригла свои когти, доведя их да такого жуткого состояния.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее