Черный ящик

Тяжелый плюшевый полог, заменяющий дверь в комнату, больно мазнул Акимова по лицу и набросал ему на шею слезной влаги. Эта механическая подлость усилила обиду Акимова и вызвала у него новые спазмы. Содрогаясь от плача, он рванул занавес и сорвал его вместе с карнизом. А потом топтал, представляя вместо тряпки жену и этого, в красных трусах.

Остановился Акимов, когда закололо в сердце.

Корвалол стоял в кухонном шкафчике. Рядом с бутылочкой наготове стояла липкая на ощупь стопка. Наплескав бурых капель, Акимов выпил жгущую губы неразбавленную горечь и отправился в ванну мыть соленое лицо.

Медикамент помог, и довольно быстро. Когда Акимов вытирал вымытые заодно очки, на сердце отлегло. В нем исчезла колющая боль и оно, остывая, лишь немного ныло. Также Акимову больше не хотелось плакать. Он даже не всхлипывал – горе стало превращаться в грусть.

Тяжеленная занавеска вместе с погнутой штангой, на которой была подвешена, также нашла свое место в кладовке. После возни с ней Акимову пришлось снова идти в ванную чистить забитый пылью нос и мыть потемневшие ладони. Когда Акимов сел отдохнуть в кресло, на будильнике было без восемнадцати девять. Небольшой запас времени позволил ему составить несколько вариантов возможного диалога.

Ровно в 21.00 Акимов зашел на “Facebook”. Он был вполне адекватен и почти бодр, если не считать некой сонливости на горизонте ощущений. И даже, благодаря корвалолу, каменно спокоен.

Чернов был на сайте.

«– Ау? Привет, Мишель!»

И сразу возникла проблема, о которой Акимов не подозревал. Первую фразу он выстукивал несколько раз. Кривые пальцы, в жизни не ведавшие клавиатуры, тыкались мимо нужных букв. Навык Акимова с пальцами пока не соединялся – скорость печатания была ничтожной.

«– Дрон! Наконец! Ты где?

– А как ты думаешь?

– Я ничего не думаю. Ищу тебя второй день. Сл. Б. ты жив. Где ты?

– Это пока личная тайна. Как ты?

– Не увиливай, колись.

– Решил взять у жизни паузу.

– И поэтому отключил мобильник и не звонишь лучшему собутыльнику? А я ведь переживаю. Как ответственное за тебя лицо. Почему через инет? Просто позвонить нельзя?

– Я свой мобильник потерял.

– Не мудрено в таком состоянии. А других телефонов вокруг тебя нет? Что-то ты темнишь. Колись, что с тобой?

– Всему свое время.

– Ты случайно не в плену, дружок? Заложником. И под диктовку пишешь? Глядишь – бабки у меня начнешь требовать. А?

У Акимова мелькнула вдруг мысль все рассказать Чернову. Но он ей не поддался: и не сформулируешь, и не напечатаешь. Да и Чернов не поверит.

– Нет, можешь быть спокоен. Причем здесь плен?

– Да кто тебя знает, во что ты влип. Так нажраться. Традиционный вопрос – ты помнишь свое поведение?

Важный для Акимова момент наступил очень быстро.

– А есть что вспоминать? Убил официанта?

– Нет, браток, размечтался. Тебя самого, кто угодно мог завалить. Дунешь на тебя, и ты готов. Все!!! Давай по телефону. Не могу я выражаться письменно больше минуты. Позвони сейчас и поговорим. Хватит валять дурака. Дронн-н-ннннннннннннннннн!

– Не могу. Все объясню позже. Так что я вытворял?

– Собств. ни хера. Шатался пьяный, к бабам приставал, а потом с Витей уехал. Не помнишь?

– С каким Витей? – сердце Акимова навострило уши.

– Да с этим мужиком, кот. к нам подсел. Ты его еще за галстук доил и плакался про Лену.

– Так.

– Что так?

– Дальше.

– Ты что, действительно не помнишь?

– Это смутно. Ну и?

– Закусывать надо. А что продолжать? Вы уехали, я попил кофейку, расплатился твоей пятеркой, которую ты с барского плеча швырнул мимо стола. И все. Если не считать Маришку, поехавшую ко мне в берлогу. Но здесь у меня получился облом. Не все же такие спортсмены. Я тебе полторы штуки должен вернуть. Цени мою честность.

– Твои обломы мне известны. Ты про мои расскажи.

– С какого момента? Комичным было всё. Я даже сделал пару фоток на мобильник. Без ведома модели. Прикольно. Такие посмотришь, и бросишь пить. Хочешь бросить пить?

– Уже бросил. Какие фотки? – Акимов напрягся.

– Да сделал я несколько снимочков. Нам на память. Компромат на тебя. Хочешь, купи у меня. 500 у. е. одно фото.

– Спасибо, брат. Ты настоящий брат. Скинь мне на почту, я гляну сам, а там и о цене договоримся. А кто этот Витя?

– Это я у тебя спросить должен. Ты же с ним уехал.

– Куда? – у Акимова бухнуло в ребрах.

– К бабам. Это Витя предложил. К его знакомым бабам. Что, не доехали?

– Доехали, вроде. И даже немного переехали. А этот Витя, он откуда?

– Х. з. Ты с ним болтал. Я не обращал особого внимания. Я Маришкой занимался. О чем ты тогда мог разговаривать, если можно назвать разговором твое мычанье? Все об одном, сам понимаешь. А он сидел, слушал, а ты ему галстук дрочил.

– А он тоже бухой был?

– Не сказал бы. Вроде, трезвый.

– Миша, мне надо с тобой встретиться. И срочно.

– Рад бы, Дрон. Но не могу. Я в Твери. Здесь дельце на пару дней. Ты сам где?

– А почему ты меня отпустил?

– Тебя остановишь. Брат, ты уверял, что в состоянии управлять «своей судьбой». Твои слова. И Витя меня уверил, что место приличное. Место приличное?