Обратная дорога заняла от силы минут двадцать — к ночи шоссе опустело. В «круглосутке» неподалеку от дома Саша купил какой-то еды, потом припарковал машину у подъезда, недовольно покачал головой. Окна квартиры выходили на противоположную сторону, но поставить машину там было нельзя — дом стоял на углу улицы, и дорога проходила прямо под окнами первого этажа.
— Сигнализации нет? — догадалась Танька.
— Нет. Вернее, есть, но совсем паршивая.
— Ну, будем надеяться, что никто на эту колымагу не позарится.
— Не люблю надеяться, — буркнул Саша, захлопывая и запирая дверь машины.
Они поднялись и почти тут же, не сговариваясь, симметрично повалились в кресла.
— Да-а-а-а… Денек, — сказала Танька, затягиваясь сигаретой и оглядываясь в поисках пепельницы. — Ехали, стреляли, машину потеряли, новую достали. Ты мне еще будешь говорить, что жизнь не похожа на голливудский боевик?
— Буду. Если бы не этот паршивый Скиннер, она и вовсе была бы на него не похожа. Потому что мы действовали бы совсем по-другому. Умнее и осторожнее.
— Как, например?
— Элементарно. Наняли бы человека по маршалову душу. Легли бы на дно. Посмотрели бы, продолжит ли кто его дело. Если нет — мирно всплыли бы где-нибудь через годик.
Танька смяла бычок, с недоумением разглядывая знакомую уже Сашину физиономию. Потом до нее дошло.
— Саш. А почему ты вдруг говоришь так, словно собираешься делать все это вместе со мной? Или я ошибаюсь?
Саша склонил голову набок, внимательно посмотрел на Таньку, потом склонил голову к другому плечу, взглянул еще раз. В этом жесте Танька узнала мягкую пародию на свою любимую манеру. Потом Саша пристально посмотрел ей в глаза.
— Саша… — Танька попыталась просочиться через обивку кресла куда-то внутрь. — У тебя же девушка… и все такое…
— Наивное дитя Чукотки. Откуда у меня девушка при моем образе жизни? — усмехнулся Саша, но глазами все так же удерживал ее взгляд. Танька не могла отвернуться, как ни хотелось — словно две ладони аккуратно зафиксировали ее лицо.
— Ну… ты сам говорил.
— Я про тебя говорил, дурочка.
— А теперь это уже похоже на дурную голливудскую мелодраму… — поежилась Танька. — Не шути так.
— Я не шучу. Просто завтра мы поедем делать важное для обоих дело. Что будет потом — писано вилами на воде. И я хочу, чтобы ты знала все, как есть. Чтобы решать.
— Что решать?
— Чего ты хочешь потом.
— Саша, — осторожно сказала Танька, чувствуя, что в ней борются два весьма противоречивых желания — прекратить сцену, как слишком сентиментальную и мелодраматичную, и продолжать ее до бесконечности. — А моего мнения ты спросить не хочешь?
— Я, кажется, предоставил тебе полную свободу выбора… Разве не так? — две невидимые ладони на щеках превратились в тиски, не дававшие ей спрятать, наконец, лицо в ладони.
— Нет, не так. Ты связал мне руки. Я теперь должна буду думать о тебе. Не так, как раньше. А учитывая этот интересный факт.
— Никто тебя не заставляет.
— Ну, разумеется. Я должна наплевать на судьбу человека, который с какой-то стати изволил влюбиться в меня!
— Это не должно определять твое решение.
— Перестань говорить, как компьютер!
— Я говорю, как мне удобно, — отрезал Саша.
— Саша. Я отношусь к тебе как к другу. Как к брату…
— «Я вас люблю любовью брата, и может быть, еще сильней!» — продекламировал Саша.
— Не издевайся. Я не могу быть твоей любимой девушкой.
В голове отчетливо пискнула мысль «Да неужели!», и Танька покраснела до ушей.
— Почему? — все с той же неумолимой компьютерной логикой задал вопрос Саша, и у Таньки не нашлось безупречного ответа.
— Я тебя не люблю…
— Я требую от тебя ответной любви? Налагаю какие-то обязательства?
Танька спасовала. Ей
Наконец-то она смогла отвести глаза в сторону. Взгляд метнулся по рядам книг на стенке. Здесь была большая библиотека. Много фантастики и фэнтези — почти все она уже читала. Среди темных и темно-пестрых обложек цветовым пятном мелькнула темно-голубая обложка старого, кажется, первого издания Толкина в России. Когда-то ей дали почитать четыре книги, упакованные в единую мягкую обложку наподобие коробки. В отличие от друзей, ее модное произведение совершенно не впечатлило. Но одна сцена…
«Нет», — сказала она себе. — «Я останусь собой, я не куплюсь на желание скрасить одиночество. Если я полюблю его — значит, так тому и быть. Если нет — нет».
— Саша. Если у нас все получится. Если мы окажемся живы и здоровы. В лаборатории или еще где-то. Тебе придется ждать — и я не обещаю, что ты дождешься. Понимаешь?