Черный истребитель

— Пока уговаривают, пока, — с нажимом сказал Герцог. — Но если выйдут на полную мощность — будут и отлавливать. И президент у нас будет соответственный, и все в лучших традициях Империи. Контора-то государственная. Но нежная дружба наших спецслужб известна с давних пор. И, к тому же, это может быть именно что личной инициативой. Под эгидой какого-то спецотдела по экстрасенсам. Кто знает?

— Психотронно-темпоральная война? — улыбнулась Танька, но смешно почему-то не было.

— Не знаю. Я знаю одно — меня, моих друзей пытаются использовать. Пытаются вновь закинуть в эту мясорубку. Вновь хотят сделать из меня инструмент для убийства. Инструмент, лишенный индивидуальности, тело, в котором полторы эмоции и три рефлекса. А я никогда никому больше не позволю из меня что-то делать, — Герцог говорил тихо, но так, что Танька почувствовала, как по спине ползут мурашки. Не сдержавшись, Герцог все же саданул кулаком по столу. Танька протянула к нему руку, но он сделал резкий запрещающий жест, и она отпрянула. Герцог сделал пару вздохов, улыбнулся.

— Ладно. На сегодня хватит. Эри, Рыжий! — громко крикнул Герцог.

Через пару минут на пороге возникла встрепанная Эри.

— Чего ты орешь… у меня там такой бой накрылся…

— Сохраняться надо. Пить будем?

— А вы закончили? — оглядела их Эри и принялась убирать тарелки со стола.

— Угу. Извини, но сама понимаешь. Чужие проблемы тебе не нужны.

— Какой же ты чужой… — Эри растрепала Герцогу волосы. — Кто пойдет в палатку?

— Лучше кто-то из вас. И, кстати, мы тут мирно пьянствуем часов так с пяти, хорошо?

— Ну, конечно. Кого на этот раз замочил?

— Замочить не замочил, но двух подстрелил.

Эри нахмурилась.

— Все так серьезно?

— Серьезнее некуда, — криво улыбнулся Герцог. — Я расскажу то, что нужно. И вы потом передайте по ребятам.

— Оу-кей, — кивнула Эри, но выражение ее лица не соответствовало беззаботной интонации. — Что будем пить?

— Все. И побольше.

— Деньги гони, ага?

— Я дам. У меня есть. — Танька прошла в коридор, достала из кошелька пятисотку, потом подумала, достала еще одну.

— Вот.

— Ну вы даете, командир… — удивилась Эри.

Танька отчего-то вздрогнула.

— Бери, бери. Сигарет купи приличных, ладно?

Эри кивнула, накинула куртку и удалилась. В коридоре объявился Рыжий со следами дремоты на мрачной физиономии. Танька подумала, что с такой внешностью, да еще и отягощенной трехдневной щетиной, его каждый день должна останавливать милиция. В Рыжем было что-то восточное, и в результате он выглядел типичным чеченским террористом.

Эри вернулась с рюкзаком, под завязку набитым бутылками, и блоком сигарет. Красное вино — в ассортименте от полусухого до крепленого и мадеры. Бутылка водки. В общем — вполне приличное количество на четыре от души желающие надраться физиономии. Бутылки были выстроены в ряд на подоконнике — по крепости, выпотрошенные из блока пачки улеглись в две стопки на столе — и понеслось.

Гитара, вино, еще раз гитара — по кругу, здесь пели все. И вновь вино. Сигаретный дым свивался под потолком в клубы, уже кто-то расплескал вино по столу, и Танька задумчиво развозила по столу розовую жидкость, вычерчивая иероглифы. Слушая хрипловатый голос Рыжего, она понимала, что попала в правильную компанию. Здесь действительно все были свои — в чем-то сумасшедшие, но при этом единственные нормальные из всех встреченных ей людей. Здесь поступали по чести, а не по принятым правилам, думали по-своему, а не по школьным догмам, и всем искусствам предпочитали одно — умение быть самим собой и оставаться собой в самой трудной ситуации.

— Ну так почему — Рыжий-то? — наконец, улучила момент Танька.

— А. Это наш семейный анекдот, — ответила Эри. — Приехали к нам как-то трое знакомых из Питера. Ну, не очень знакомых. Совсем, вернее, незнакомых. Мы с ними в Интернете познакомились. В чате. У меня там никнейм был — Эрин. Как везде. Ну, я не знаю, каким боком они читали, или сколько по дороге выпили, но, в общем, они решили, что не Эрин, а Эрик. Парень по имени Эрик. Заходят они в квартиру, и говорят ему: привет, мол, Эрик. Он говорит — я не Эрик. Это она Эрик, если так можно сказать. Нет, говорят дорогие гости. Она Рыжая, а ты Эрик. Как раз в сумме один викинг. Я говорю — нет, это я тут Эрик. Точнее, Эрин. А они — нет базара, тогда ты Эрик, а он — Рыжий. Так всю дорогу нас и называли. Ну, и прижилось.

— Эрин, значит… — задумчиво сказала Танька. Что-то ей хотелось спросить у рыжей Эрин, но мысль никак не могла пробиться сквозь алкогольный туман. Было хорошо и спокойно, а все вопросы можно было оставить на потом. На утро. Пока же в руки к ней пришла гитара, и Танька задумчиво тронула струны, а потом начала петь.

Накануне сочиненное стихотворение получило название «Обреченный марш» и мелодию — резкую, рваную, гипнотически пульсирующую. Она пела — как поют последний раз, словно перед ступенями на эшафот, так, чтобы песня взяла часть ее жизни и осталась жить сама по себе.

— А может, вправду — каждому по вере?… — вгляделась она в лица сидевших рядом, и резко оборвала мелодию.