В словах капитана могла быть правда. Но поручиться за полную точность тоже было трудно. Кого-кого, а ханов, баев и сердаров в Туркестане предостаточно. Сеид Алим-хан, Исфендияр-хан, Джунаид-хан, Эзиз-хан, Иргаш-бай, Ораз-сердар, Мадамин-бек… И еще, и еще… И все грызутся меж собой. Как разобраться в этой свалке? Иногда я тщетно ломал голову: кого из них поддержать, а кого, напротив, немного осадить. Как направить в одно русло все эти алчные, роющие друг другу яму группировки? Как заставить их заговорить одним языком?
В последнее время этот вопрос все больше и больше беспокоил меня. Поводом к этому отчасти послужило и то, что в Мазари-Шерифе я глубже ознакомился с туркестанскими делами. Покушение на жизнь Юсупа снова заставило меня, помимо моей воли, вернуться к ним.
Раскупорив бутылку коньяка, мы с полковником Арсланбековым проговорили до поздней ночи. Я не отпустил его домой, сначала увлек разговором, а потом под предлогом позднего времени оставил ночевать у себя. Полковник оказался недурным собеседником. Он рассказал много интересного о Туркестане, затем о Персии и Афганистане. Вспомнил годы, проведенные в Индии. Но рассказывал как обычный путешественник, ни словом не упоминая о своем основном ремесле, Я тоже не старался ставить точки над «i». Наша беседа, в сущности, была лишь первым шагом к дальнейшему знакомству. В этом тоже был свой смысл.
Меня удивило: когда полковник заводил речь о теперешнем положении в России, топ его менялся, в голосе появлялись какие-то унылые нотки. Из слов Арсланбекова выходило, что союзники до сих пор отчетливо не представляют себе, какую страшную опасность для человечества таит большевизм. Поэтому и борьба, которую они ведут против него, еще недостаточно развернута.
Уточняя свою мысль, он сказал:
— Приведу вам один пример. Сейчас у вас в Персии больше тридцати тысяч солдат, а на Закаспийский фронт вы посылаете каких-нибудь три-четыре сотни сипаев[50]
. Почему? Кто, вы думаете, преградит путь большевикам, стремительно продвигающимся со стороны Ташкента? Сколачиваемые наспех войска Закаспийского правительства? Нет, они в счет не идут. Когда мы боролись в Фергане с красногвардейцами, мы составили из казаков несколько отрядов, полностью вооружили их, дали нм закаленных боевых офицеров — словом, отлично подготовили. И что же в конце концов получилось? В решающий момент эти казаки повернули оружие против нас, перешли к большевикам. Солдаты — пускай, черт с ними… Но каких офицеров мы лишились! А если уж так поступили казаки, чего можно ждать от других родов войск? Вот в чем особая сложность происходящих сейчас событий… Нет доверия к армии. Большевистский яд проник и в войска. А наши друзья думают, что в России есть армия! Хотят выправить положение посылкой символических сил! Не выйдет! Поверьте: в России не осталось армии… Солдаты Колчака, Деникина, Дутова… и других… Это — не армия… Это, по сути дела, резерв большевиков!Я промолчал. Полковник отхлебнул из рюмки и продолжал:
— Вот вы говорите о Бухаре. Говорите: «Если будет помощь со стороны, бухарцы смогут двинуть по меньшей мере пятидесятитысячное войско». Не обижайтесь, но я скажу прямо: ошибаетесь, господин полковник. Сильно ошибаетесь! У эмира сейчас нет армии. До начала смуты у него было десять тысяч солдат. Да и то, по существу, не регулярные части, а просто бекские нукеры. Сейчас он довел армию до тридцати пяти тысяч сабель и штыков. Иначе говоря, дал оружие в руки двадцати пяти тысячам дайхан, которые всю жизнь гнули спины под палками беков. Вы думаете, они будут верой и правдой служить эмиру? Как бы не так! Вот увидите: они окажутся даже хуже казаков. Как только узнают, что большевики близко, сразу же возьмут на мушку своих беков. И если большевики захотят, они в один день овладеют Бухарой!
— Почему же тогда они не берут ее?
— Политика не позволяет… Хотят показать, что верны своим принципам. Большевики официально объявили, что они против насильственного захвата чужих земель. Если сейчас силой присоединить Бухару и Хиву к Туркестану— знаете, какой поднимется шум? Насмарку пойдет вся провозглашенная ими политическая платформа. Они это понимают. А ведь среди большевиков Туркестана есть и такие, которые требовали совершить в Бухаре и Хиве революцию, немедленно свергнуть эмира и хана. Есть, и немало… Но Москва не разрешает. Разрушить изнутри, поднять народ— вот линия Москвы. Туркестанцы сейчас ведут большую подпольную работу и в Бухаре, и в Хиве. Если обстановка не изменится коренным образом, не сегодня-завтра народ там тоже может возмутиться. У бухарского эмира пока только одна опора. Это — религия… Ахуны [51]
и муллы… Поверьте: как только это оружие затупится, в Бухаре произойдет переворот!Полковник сделал еще глоток и решительно закончил:
— Вообще я лично считаю так: если к концу нынешнего года большевизм не будет вырван с корнем, тогда не только не удастся покончить с ним, а возможно, сотрясется весь мир.