Черный Карлик. Легенда о Монтрозе

— Ну, коли вы так думаете, то и ладно, — сказал Габби неуверенным тоном, — а что до волшебниц… то бишь, до добрых соседок — люди говорят, будто они не любят, чтобы их звали волшебницами, — прежде их встречали под вечер чуть ли не на каждой кочке, а нынче их совсем не видать. Не могу похвастать, чтобы я сам встречался с ними. Только один раз: шел я через болото да и слышу, как позади меня кто-то свистнул во мху… ни дать ни взять, как чибис… А вот батюшка мой, покойник, не раз видал, возвращаясь с ярмарки в вечернюю пору и, уж конечно, маленько выпивши, царство ему небесное.

Эрнсклиф внутренне посмеялся тому, как ясно выразилось в этом рассказе постепенное ослабление суеверия, по мере того как оно передавалось от отца к сыну; и они продолжали беседовать на эту тему, пока не пришли к гранитному столбу, стоявшему среди пустыря.

— Так и есть, — молвил Габби, — вон он опять бродит на том же месте. Но теперь светло, и у вас ружье, а я захватил с собой нож… стало быть, ничего, можно и поближе подойти.

— Само собой разумеется, — сказал Эрнсклиф, — но я не могу понять, что это он такое делает?

— Как будто каменную плотину строит; видите, из Серых-то гусей, как прозвали все эти рассеянные камни… Вот странно! Я никогда не слыхивал ни о чем подобном.

Подойдя ближе, Эрнсклиф вынужден был согласиться с мнением своего товарища. Человеческая фигура, виденная ими накануне вечером, медленно и упорно трудилась, нагромождая большие камни друг на друга, как будто намереваясь сделать из них толстую ограду. Материала было множество, но работа была крайне утомительная по причине крупных размеров большей части камней; и было изумительно, каким образом удалось ему своротить с места некоторые глыбы, послужившие фундаментом зданию. В ту минуту, как молодые люди приблизились к нему, он был так занят перетаскиванием огромного камня, что не заметил их, пока они не подошли совсем близко. Поднимая свою тяжелую ношу и устанавливая камень на определенное место, он выказал такую необычайную мощь, которой никак нельзя было ожидать от такого крохотного урода. Судя по трудностям, которые он успел преодолеть, можно было подумать, что он одарен геркулесовой силой: иные из сложенных им камней впору было двоим мужчинам сдвинуть с места.

В уме Габби опять шевельнулись прежние подозрения, глядя на такие сверхъестественные подвиги.

— Я почти уверен, что это призрак хорошего каменщика… глядите, какую он штуку наворотил! А если это все-таки живой человек, хотелось бы мне знать, что он возьмет, чтобы сложить плотину через болото. Нам бы очень не лишнее было соорудить что-нибудь в этом роде от Кринглхопа до Шоса… Эй, добрый человек! — тут Габби возвысил голос. — Как вы хорошо да прочно работаете!

Тот, к кому он обратился, поднял на него вытаращенные глаза и, выпрямившись из своего наклонного положения, предстал перед ними во всем безобразии своего уродства. У него была огромная голова, покрытая шапкой спутанных волос, частью поседевших от времени; кустистые, взъерошенные брови торчали над глубокими впадинами маленьких, темных и проницательных глаз, в эту минуту вращавшихся в каком-то диком безумии. Остальные черты лица его были того грубого, крупного типа, который художники придают сказочным богатырям; к этому нужно прибавить еще выражение суровости и злобного недоверия, свойственного по большей части людям от рождения неправильно сложенным. Его широкоплечее и плотное туловище было посажено на большие ступни, а ноги и бедра как будто отсутствовали, по крайней мере, были так коротки, что из-под одежды их не было видно. Руки были длинные, мускулистые, и там, где в пылу работы рукава отвернулись, видно было, что они покрыты жесткими черными волосами. Казалось, будто природа, создавая его члены, предназначала их первоначально для великана, но потом раздумала и придала их карлику, — так мало эти длинные руки и мощное туловище соответствовали его росту. На нем было нечто вроде блузы из грубой ткани коричневого цвета, подпоясанной ремнем. На голове у него была шапка из барсучьего меха, с грубо торчащими волосами, что еще усиливало общее впечатление уродливости этой странной фигуры и мрачности лица, выражавшего суровое недоверие и ненависть к людям.

Странный карлик молча уставился на молодых людей своим зловещим, раздраженным взором; наконец Эрнсклиф, желая как-нибудь смягчить его, промолвил:

— Вы предприняли тяжкий труд, друг мой; позвольте, мы вам поможем.

Вместе с Эллиотом он поднял камень и положил его на довольно уже высокую стенку. Карлик смотрел на них строгим и критическим оком подрядчика и несколькими нетерпеливыми жестами выразил досаду на то, как долго и неловко они укладывают камень на место. Затем он указал им на другой — они тотчас сделали то же, потом на третий, на четвертый, и они продолжали действовать под его руководством, хотя это было совсем нелегкое дело, так как он, точно нарочно, указывал на самые крупные и увесистые глыбы из лежавших поблизости.