Черный халифат

Петр разглядывал волевое, с жесткими чертами лицо Аббаса. Оно выглядело, словно бы он его накачал в тренажерном зале – крепкие скулы, большой, но тонкий нос, крупный подбородок, массивный лоб. Да и сам собой Аббас был крепким, здоровым мужиком. Петр не сомневался, что курд способен быть прекрасным инструктором по специальной и боевой подготовке. Однако предложил эту работу ему, малознакомому и, в общем, подозрительному типу непонятной национальности. Может, поскольку сам является командиром и ему быть инструктором негоже по статусу. Но Петр решил, что это предложение последовало из-за желания Аббаса держать Поляка поблизости и заинтересовать его финансово.

– С чего ты взял, что я профессионал? – тем не менее попробовал возразить он. – Так, был в паре заварушек… Я – самоучка.

– Ничего, – покачал бритой головой Аббас. – По нашим меркам ты – профессионал.

Конечно, Аббас не верил в существование организации в России, согласной помогать курдам оружием и амуницией. Он понимал, откуда исходит такого рода помощь, тем более что в советское время помощь курдам активно осуществлялась.

Еще в 1947 году вытесненные из Ирака отряды курдов оказались в Азербайджане. Тогда спецслужбы СССР вели с Барзани переговоры, планировалось сформировать спецбригаду для диверсий на Ближнем Востоке из курдов…

Дилар, одна из немногих, желала стать снайпером. Когда Петр начал с ней заниматься, ему шепнули, что она – женщина Аббаса. Он и так не думал ни о каких интрижках, хотя был тогда очень молод и горяч. Однако Дилар сама проявила инициативу. Изучение снайперского дела оказалось надуманным предлогом, чтобы была возможность уединяться с инструктором, ведь занятия – искусство маскироваться, сливаться с местностью – требовали индивидуального подхода. И как здравый смысл Петра ни вопил об осмотрительности, Дилар добилась своего. Один раз они слились с местностью и друг с другом надолго – исчезли из поля зрения группы обучающихся на два с лишним часа. Это не осталось без внимания. Аббасу донесли, и он… Никак не прореагировал. Может, даже способствовал сближению Поляка и Дилар.

Об отношениях с Аббасом Петр ее не расспрашивал. Ему было не до того. Их закружило. От тех дней у него осталось ощущение обжигающего осеннего солнца, раскалившего мраморные плиты и колючие стебли сухой травы, проросшей в щелях камней. Колоски этой травы, если их раскрошить, пахли терпко и напоминали Петру крымские степи, где он бывал в детстве у деда. Вдалеке виднелось море. Платок Дилар, придавленный камнем, трепетал на ровном теплом ветру. Девушка сидела на расстеленной Петром на земле куртке и смотрела на него чуть сбоку, щурясь от солнца и прикрыв часть лица распущенными черными длинными кудрявыми волосами.

Смуглая, но лицо у нее бледное, словно мраморное. Кожа на щеках и лбу будто излучала сияние. Неискушенного в женском вопросе Петра это изумляло и восхищало. Он начинал опасно увлекаться Дилар. Опасно, потому что всерьез… Утаивал от Центра свой разгоревшийся роман. Но тут как раз произошел арест Мардини, и Петра отозвали в срочном порядке в Москву.

Долго тосковать ему не дали. После небольшого отпуска и дополнительного обучения отправили в Ирак…

Он повернулся на бок на жестком ковре подиума-лежанки. Ему почудился резкий запах ила, водорослей, босфорской воды и… крови, засохшей, застарелой. Петр поморщился. Вдруг увидел рядом с собой Дилар. Она лежала на спине, волосы закрывали лицо. Петр, приподнявшись на локте, отвел кудри в сторону и, вздрогнув, отпрянул, увидев окровавленные щеки и лоб. Горюнов проснулся, обливаясь потом, и почувствовал, что кто-то смотрит на него пристально из темноты.

Ущипнув себя, убедился, что не спит, и подобрался, готовый к любым неожиданностям.

– Ты кто? – спросил темноту Петр.

– Мансур, – ответил явно детский голос.

– Включи свет, – хрипло, со сна, велел Горюнов. Сел на подиуме, борясь с тошнотой. Все еще пахло водорослями.

Вспыхнул круглый пыльный плафон под потолком. Свет сначала был тусклый. Потом накал усилился.

– Ты кто? – спросил Петр снова, посмотрев на мальчишку.

Черноволосый, хрупкий, лет десяти, в кожаном коричневом жилете и темно-синей водолазке. Широкие джинсы и расхлябанные, небрежно зашнурованные кроссовки только подчеркивали худобу Мансура. Бледное лицо показалось Петру нездоровым и очень знакомым. Мальчишка не ответил и смотрел, чуть нахмурив брови над черными крупными глазами, влажно блестевшими.

– Зачем ты здесь? – решил сменить тактику Петр.

– Зара сказала, ты собираешься к Аббасу. Возьми меня с собой, – выпалил мальчишка.

– Чего это с тобой Зара откровенничает? Ты чей вообще? – Он потер лицо, пытаясь проснуться окончательно и понять, что это за явление.

– Моя мать Дилар.

– А отец? – заинтересовался Петр.

– Аббас.

– Угу. И ты думаешь, отец обрадуется, если я притащу тебя на войну? Сперва он порешит меня, а затем и твою персону, в лучшем случае, налупит.

– Он меня не бьет, – Мансур поджал губы.