Вокруг крики, паника, люди бегут в разные стороны. Не понимаю, что происходит. Полнейший хаос.
– Окружай! – кричит Хоб. – Заходи сзади!
– Браса задело!
Вокруг блеск мечей, драка, давка.
Смерть.
Я всегда считал себя смелым человеком, но сейчас сознание забилось в дальний уголок и отказывается совершать хоть что-то. Какая-то рука хватает меня за запястье и тянет, следую за ней. Пригибаюсь, перемещаюсь на корточках, согнувшись в три погибели.
Закрываю голову руками, чтобы не видеть творящегося.
Что-то жгучее и при этом холодное вонзается в бок. Стрела? Каждый шаг теперь отдаётся болью.
– Гарн, спрячься там! – кричит кто-то, не могу опознать голос.
Забиваюсь под скамейку и лежу, трясясь от ужаса. Мы легко сталкиваемся с опасностью, которой ожидаем, но стоит чему-то произойти внезапно, как паника заполняет каждую частичку души, лишая возможности рационально мыслить. Разум исчезает, остаётся лишь первобытный дикарь, действующий на чистейших рефлексах.
И рефлексы эти говорят прятаться.
Наконец, я даю себе ментальную пощёчину и приказываю собраться. Нечего человеку, которому наговорили столько лестных слов, прятаться под лавкой как последней шавке. Заставляю себя выглянуть наружу и оглядеться.
Слева от меня стоит Хоб с мечом, справа Зулла с Аделари.
Весь стадион покрыт сражающимися людьми. Когда это началось? По какой причине? Мозг отчаянно сопротивляется и не хочет обрабатывать поступающую информацию. Будто какое-то безумное божество спустилось в этот мир и заставило людей воевать друг с другом. Один из всадников апокалипсиса проехал прямо по этому стадиону.
Тянусь к мечу на поясе, но его нет. Последние дни я хожу безоружный.
Ко мне приближается бородатый мужчина из Орнаса с медным ножом в руке. Скалится, слюна стекает изо рта. В его глазах я читаю желание убивать, увидеть мою кровь, умыться ею. Протягиваю вперёд левую руку и заставляю его левую ногу сдвинуться влево, а правую вправо. Принудительно опускаю его на шпагат и тот, корчась от боли, хватается за промежность.
Ещё один бежит ко мне сбоку, перескакивая через людей на земле. В руке у него кинжал. Той же голубой жемчужиной вырываю оружие у него из рук и заставляю клинок вонзиться мужчине в спину, между лопаток.
Какие-то воины из Фарагара и Орнаса сражаются с нашей охраной из Дарграга. Другие бегут. Такое чувство, будто я упустил что-то важное. Не уловил сути.
– Что происходит? – кричу.
– Гарн, пригнись! – велит Хоб. – Мы почти закончили.
– Что закончили?
Заставляю себя выпрямиться и посмотреть вокруг. Немногочисленные очаги сражения затихают. Что бы здесь ни началось, это завершилось очень быстро. Почти все вокруг либо лежат на земле, либо стоят на коленях, подняв руки вверх.
– Что за херня? – спрашиваю.
– Произошло именно то, что я тебе говорил, – отвечает Хоб. – Орнас сговорился с Фаргаром, чтобы нанести нам удар в спину, когда мы будем этого ожидать меньше всего.
– Не может такого быть! Я только сегодня проснулся рядом с Двероном и это был самый довольный человек на свете.
– Дверон тут ни при чём.
Внезапный мятеж подавлен.
Иду к центру стадиона и смотрю на женщин, закрывающих детей, на мужчин, бестолково вертящих головой. Одни жители Орнаса и Фаргара сговорились, чтобы перебить нас, а другие ниего об этом не знали. Точно так же, как и я сам.
– Я знал, что за их улыбками скрывается коварство, – говорит Хоб. – И знал, что они нападут, поэтому сказал Зулле с Аделари, чтобы они присматривали за тобой круглосуточно.
Смотрю на испуганных людей на стадионе, на убегающих в пустыню, в горы, к деревне. Никто из них не знал, что сегодня начнётся заварушка.
– Как? – спрашиваю. – Почему? Для чего?
– Праздник и правда был хорош, – говорит Аделари. – Жаль, что он закончился вот так.
Всё же было так хорошо, превосходно. Каким образом всё изменилось ровно на противоположное? Люди вокруг смеялись, пели, танцевали, веселились. А сейчас многочисленные трупы устилают землю.
– Великий человек! – произносит Хума на плече у Хоба. – Великий человек!
Смотрю на летучую мышь, она перелетает ко мне и по-дружески трётся о моё ухо. До сих пор в голове не укладывается, что веселье внезапно сменилось смертью. Похоже, что мне всё-таки удалось помирить жителей деревень, но только мирных жителей: женщин, детей, стариков, а так же не особо кровожадных мужчин. Всё это время мы веселились честно и открыто. Но какая-то часть воинов лишь притворялась. Носила маски с натянутыми улыбками, пряча под ними мрачные мины.
Забыли вражду девять десятых жителей четырёх деревень. Но оставшейся десятой хватило, чтобы все наши усилия отправить на свалку.
– Вон человек, который всё это устроил, – Хоб указывает на Зитруса, стоящего на коленях в центре.
– Ты серьёзно?
Подходим к мужчине, который смотрит на нас злобно, исподлобья.
– Зитрус, – говорю. – Ты хотел убить нас всех сегодня?
Понимаю, насколько глупо и убого это звучит, но не задать этот вопрос я просто не мог.
– Иди в задницу, – шипит яростно. – Уёбище тупорылое!
– Мы нанесли им слишком большое оскорбление, – говорит Хоб. – Убили старосту, назвали рабами. Они просто не могли с этим смириться.