Черный конверт пуст… Как обрести истинную силу и тайные знания

Стены дома были выложены старыми мастерами, кладка кирпичная. Раньше красный каленый кирпич пекли другой совсем, не чета современному. Да и клали его по-особому, зачастую через плеть да кровь людскую: дом-то ненамного моложе той бывшей старообрядческой обители, что в далеком прошлом «Успенской часовней на Преображенском погосте» именовалась.

Войдя в подъезд, случайный посетитель даже с малой толикой воображения представляет себе барские конюшни: вот стойла справа и слева, выстланные душистой соломкой, и прям вереница их, а там – и гнедые, и серые, и в яблоках; ржут. Над людьми, наверное, которые после еще будут долгие десятилетия жить, и рожать, и растить тут себе подобных. Ну, чай, лучше, чем в землянках-то, поди.

А случайный медиум на входе насторожится: вот шорох нездешний, а там наверху тень на стене, да вроде как от пустого места – видимо, и не тень вовсе, выходит-то, а облако призрачное. Приглядишься – и верно ведь, что женщина в платочке маячит, да боязливо плечами хрупкими ведет, рукой помахивая. Старенькая, тутошняя, и умерла не так давно, без посторонней помощи, а все неприкаянная мечется: при жизни детей ей недоставало, а сейчас так хоть душу с ними отведет, причем буквально – просочится сквозь стены кирпичные, расположится рядышком и играет с Глебушкой. Тот смотрит на нее внимательно, кивает в ответ на ее байки и смеется звонко – знает, что бабушка ребенка в обиду не даст и от угла острого иногда висок мальчишеский отведет, и к огню открытому не подпустит, да и сглаз соседский на себя примет, крестом отрядит. Ей, бабке старой фантомной, и в этом благодать райская.

Пройти в глубь узкого мрачного прохода, и слева в стойле чувствуется угар пьяный, справа – мать, дочь родную сукой называющая; а сверху и снизу потоки мыслей помоями сквозь шаткие половицы на головы себе подобных просачиваются, матом кроя соседей и работодателей, и государство в придачу, якобы загнавшее их всех в дебри долговых обязательств и глухомань кибернетических отношений.

Мрак. Слезы. В каждом стойле – смерть. Не то чтобы она сама по себе – зло: нет, отнюдь, если только не в собственной петле и не от осколка зеркала на своем запястье. Но всех людей, сгрудившихся в этой плоскостной реальности на конкретном пятачке земли в доме на Преображенке, связывает одна еле уловимая трагическая линия.

Квартира шестьдесят шестая. Символично, но не верно.

Квартира пятьдесят пятая – дважды символично, но в итоге-таки не верно.

Совпадение ли? Нет, ибо вера в совпадения – удел сомневающихся, которые по сути не верят ни во что.

Сергей вышел из подъезда и, пройдя направо вдоль вереницы окон, очутился у небольшой арки с проходом во двор. Дом давил своим коробочным массивом и напичканной судьбами энергетикой. Осенний московский ветер колюче метался среди пустых скамеек и детских горок. В песочнице лежали лопатки и яркие разноцветные формочки. Взгляд вепса уперся в клочок бумаги, беспомощно трепыхавшийся нижним оборванным краем на тонком стволе молодой березы. Верхний держался на скотче, и можно было разобрать, что кто-то просил помощи в поиске человека. Романенко приблизился и механическим жестом расправил старое объявление. На него с отпечатанного на принтере фото глянули глаза… немолодой мужчина… очень уставший взгляд из-под насупленных бровей.

«Учитель», – пронеслось в голове…

* * *

Она нервным движением руки откидывает черно-кошачью прядь волос, сбившуюся на глаза. Теперь отчетливо видны пять или шесть металлических колец, вдетых одно за другим по контуру левой брови. Ему отрешенно думается: «Эти тоже сережками называются?» Сережки – это что-то из разряда трогательно-притягательного, ласкающего взгляд и поднимающего настроение. Так ему, по крайней мере, всегда казалось. Эти же, в бровях девочки – как кольца вокруг газового трубопровода: обжимающие, вонзающиеся, требовательные к податливости материала, который они венчают.

– Ну, и че таращишься? – с вызовом бросает она.

На вид лет пятнадцати, в светло-синих облегающих джинсах и черно-блестящей короткой курточке, эта юная женщина смотрит на него с нескрываемой злобой.

– Я вас знаю: вы из девятого «В», – произносит мужчина, начиная чувствовать некую неловкость от ее прямого вызывающего взгляда. Но почему это он должен, собственно, чувствовать неловкость? Это же не он на спортивной площадке в пяти метрах от угла школы высасывает остатки пива из пластиковой полуторалитровой бутыли!

– Напугал, ага!.. – Она ухмыляется, нагло глядя ему в глаза. – Ты, может, вааще извращенец какой, шляешься тут по школьному двору в полутьме…

Тропинка от остановки до спального квартала действительно пролегает через школьный двор, и, припозднившись с работы, он решил сегодня сократить дорогу, прошмыгнув в отверстие в ограждении. Его сын учился в параллельном с ней классе, и, бывая периодически в школе по тому или иному случаю, за девять лет мужчина как-то привык распознавать лица сверстников своего ребенка.