«Ко мне сейчас заходила Джанет. Оказалось, что Джон разбудил всех пассажиров. Вероятно, после неприятности со мной он решил, что чем больше бодрствующих людей, тем лучше. С нетерпением жду, когда Джозефина приведет мальчиков. Джанет, как всегда, очаровательна. Неудивительно, что пылкий итальянец увлекся ею. Но все-таки не стоило ему заходить так далеко: наткнувшись на них в каюте Джона, я понял, что следует действовать без промедления. Кстати, я уже и прежде замечал повышенный интерес его товарищей к нашим дамам. И когда они даже не осудили Бучеллу, стало очевидным, что здесь пахнет заговором. Бунт в замкнутом пространстве звездолета невероятно страшен — любая конфронтация могла бы погубить всех, А когда они задумали разоружить меня, я убил их…
До сих пор помню, как они, плечом к плечу, надвигались на меня, сжимая кулаки. Их могли остановить только пули. Сначала я выстрелил в итальянца, а потом покончил и с остальными… Все согласились, что я поступил правильно. Мы избавились от тел, выкинув их через шлюзовую камеру… и иногда я с ужасом думаю, что они до сих пор неподалеку от корабля…»
Райн захлопнул журнал и судорожно вздохнул.
Очнувшись от тягостных воспоминаний, он подумал, что пора бы и Джозефине появиться здесь. Джон по-видимому не стал будить всех одновременно, опасаясь сбоев.
Райн спрятал журнал под подушку и снова лег. Он представил себе, как к нему врываются повзрослевшие сыновья, и незаметно для себя уснул, убаюканный радостной картиной.
Запрос: «Почему введены ложные сведения?»
«У меня были слуховые галлюцинации».
Райн увидел себя за пультом управления. Предусмотренные регламентом процедуры он уже провел, но его гложет мысль, что в своих действиях он допустил какую-то неточность. Он сделал запрос, но на экране компьютера стали появляться отрывочные фразы с неуклюжими потугами на юмор. Райн еще раз проверил показания приборов, чтобы выявить источник помех, затем повторил запрос. Бессмысленность ответов взбесила Райна, и, не сумев избавиться от кошмара даже обнулением, он принялся колотить по пульту чем-то тяжелым — кажется, он выломал спинку кресла.
На экране возникли слова:
«Это уничтожение».
В гневе Райн отвернулся от экрана. Его взгляд упал на иллюминатор — за ним опять маячили лица танцоров, плоские и круглые, как недопеченные лепешки.
Он в ярости повернулся к компьютеру и, ударив кулаком по наборной панели, проорал прямо в экран:
— Это ты, мерзкая железяка, позвал их, чтобы поиздеваться надо мной! Ты с ними заодно!
«Научный прибор не может быть на чьей-то стороне. Он объективен и прагматичен».
Ответ компьютера окончательно взбесил Райна.
— Ты нарочно тиранишь меня и намеренно выводишь из равновесия!
«Тонкая техника предусматривает автоматическую диагностику всех частей и обладает способностью к самовосстановлению. Люди на корабле — часть машины. Цель — сохранить все части целыми и невредимыми. Повтор сообщения: сохранить целыми и невредимыми».
— Ну, держись, поганец! Сейчас получишь! — зарычал Райн, вновь замахнувшись спинкой кресла.
Внезапно перед ним появилась приятная пожилая дама. Это его мать, Надежда Демпси. Именно в ее честь Райн и назвал звездолет. Она с осуждением покачала головой и недовольно проговорила:
— Откуда ты набрался таких словечек? И такой грубый тон! А манеры!
В ответ он совсем по-детски пожаловался на обидчика:
— Да-а, он дразнится! Скажи ему, чтобы не дразнился!
Она повернулась к экрану и строго сказала: