Черный Корсар. Королева карибов. Иоланда, дочь Черного Корсара

На вершинах асай – грациозных пальм с тонким изящным стволом, в зеленой листве огромных эриодендронов, в зарослях сипосов – крупных лиан, вьющихся по стволу деревьев или цепляющихся за воздушные корни ароидных кустарников, на ветках роскошных бромелий, усыпанных пунцовыми цветами, – всюду можно было заметить ловко скачущих обезьян всевозможных пород.

Тут расположилось небольшое стадо мико – самых мелких и вместе с тем самых ловких и умных обезьянок, настолько миниатюрных, что их можно спрятать в карман пиджака; там бродило стадо львиных игрунок – обезьян чуть побольше белки, украшенных прекрасной гривой, делающей их похожими на маленьких львов; чуть поодаль виднелась группа мон – самых тощих на свете обезьян с такими длинными лапами, что они похожи на огромных пауков; еще дальше – компания макак, страдающих манией опустошения и наводящих ужас на бедных плантаторов.

Не было недостатка и в пернатых, крики которых смешивались с воплями обезьян. Среди огромных листьев помпонассы, идущих на изготовление прекрасных легких шляп, в рощах ларансий, усеянных цветами с острым душистым запахом, на кварезмах, стройных пальмах с пурпурными цветками, во весь голос распевали маленькие лори – разновидность попугаев с головой темно-синего цвета, раскачивались ара – крупные красные попугаи, с утра до вечера с упорством, достойным лучшего применения, без конца повторяющие: «Ара, ара…» – стонали «плаксы», прозванные так за свой жалобный крик, напоминающий детский плач.

Путники не останавливались, чтобы полюбоваться цветами и птицами. Они шли быстро, отыскивали тропки, проложенные дикими зверями или местными жителями, стараясь поскорее выбраться из этого хаоса растительности и увидеть Маракайбо.

Корсар снова стал задумчив и мрачен, каким он был у себя на корабле или во время пирушек на Тортуге.

Завернувшись в широкий черный плащ, надвинув шляпу на глаза и не снимая левой руки с эфеса шпаги, хмурый, он шагал вслед за Кармо, не глядя ни на своих товарищей, ни на пленного, словно во всем мире был только он один.

Хорошо зная его привычки, флибустьеры остерегались задавать ему вопросы и отрывать его от размышлений. Самое большее, что они себе позволяли, – обменяться вполголоса между собой несколькими словами, чтобы посоветоваться, куда идти. Чем дальше углублялись они в заросли гигантских сипосов, высоченных пальм, якарáнды и массарандубы, тем больше они прибавляли шагу, то и дело вспугивая стаи пташек, называемых трохилидами или птицей-мухой и отличающихся красивым переливчато-синим оперением и огненно-красным клювом.

Они шли уже около двух часов, все больше ускоряя шаг, как вдруг Кармо, поколебавшись минуту и оглядев внимательно деревья и почву, остановился и показал Ван Штиллеру на заросли кустов кухейры – растения с кожистыми листьями, издающими неясные звуки, когда дует ветер.

– Это здесь, Ван Штиллер? – спросил он. – Мне кажется, я не ошибаюсь.

Почти в тот же миг из кустов донеслись нежные, мелодичные звуки. Казалось, кто-то играл на флейте.

– Что это? – спросил Корсар, внезапно подняв голову и откинув плащ.

– Это свирель Мóко, – с улыбкой ответил Кармо.

– А кто такой Моко?

– Африканец, который помог нам бежать. Его хижина где-то здесь поблизости.

– А почему он играет?

– Видно, обучает своих питомцев.

– Он что, заклинатель змей?

– Да, капитан.

– Но его свирель может нас выдать.

– Я отберу ее, а змей пустим погулять в лесок.

Корсар сделал знак следовать дальше, но на всякий случай обнажил шпагу, словно опасаясь неприятного сюрприза.

Найдя едва заметную тропинку, Кармо стал пробираться сквозь кусты, но вдруг, остановившись, испустил вопль, в котором слышалось удивление, смешанное с отвращением.

Перед лачугой с плетеными стенами, с крышей, покрытой большими пальмовыми листьями и полускрытой ветвями кухейры – гигантского растения, дающего плоды, подобные тыкве, – сидел человек могучего телосложения. Это был один из лучших представителей африканской расы, ибо отличался высоким ростом, широкими и крепкими плечами, могучей грудью, мускулистыми руками и ногами, несомненно обладавший огромной силой.

Несмотря на мясистые губы, приплюснутый нос и выдающиеся скулы, его лицо не было некрасивым. В нем светилась доброта и детская наивность.

Сидя на бревне, он наигрывал на свирели, сделанной из тонкой бамбуковой тростинки. Он извлекал из нее долгие мягкие звуки удивительной нежности и красоты. А у его ног плавно извивались восемь или десять опаснейших пресмыкающихся.

Среди них было несколько жарарак – небольших змей табачного цвета со сплюснутой треугольной головой на тоненькой шее и настолько ядовитых, что индейцы называют их «проклятыми», несколько черных очковых змей, называемых также «ай-ай» и обладающих почти моментально действующим ядом, гремучие змеи, или змеи-колокольчики, несколько уруту – змей с крестовидными полосками на голове, чей укус вызывает паралич части тела, которой они коснулись.

Услыхав возглас Кармо, африканец поднял огромные, блестевшие, будто фарфоровые, глаза, устремил их на флибустьера, а затем, отняв свирель ото рта, произнес с удивлением: