Черный кот. Три орудия смерти (сборник)

Я уже говорил, что ни исторический, ни географический контекст не играют в нашей истории особой роли. Поэтому читатель может сам дорисовать в столь странном эпизоде любые детали моды разных времен, тем более что последние ее веяния изобилуют причудливыми фасонами, порой являющимися отголосками старины, а и иногда представляющими нечто совершенно новое. Человек в шарфе мог быть как эксцентричным современником, так и одним из бальзаковских персонажей. В равной степени он мог являться и молодым художником с весьма футуристическими взглядами, и человеком с бакенбардами, характерными для викторианской эпохи.

Его длинная грива была совершенно невероятного оттенка, скорее напоминавшего матово-красный, чем привычный рыжий цвет. Его раздвоенную бороду того же неестественного цвета оттенял упомянутый широкий темно-зеленый шарф. Впрочем, цвет шарфа поэта день ото дня менялся. Когда его песни вдохновлялись ощущением весны, шарф становился ярко-зеленым. Когда поэт оплакивал трагедию утраченной любви, – лиловым. Иногда он бывал полностью черным, и это означало мрачный настрой духа поэта, считавшего в тот момент, что пора уничтожать вселенную. Друзьям он объяснял, что безошибочно следует подсказкам настроения и утреннего неба. Однако эти подсказки ни разу не порекомендовали ему выбрать нашейный платок, который не входил бы в такой диссонанс с его бородой. И это действительно был не кто иной, как поэт Себастиан, чьи стихи играли столь важную роль в нынешнем революционном движении.

Принцесса, разумеется, и не догадывалась о тайне его личности и если и заметила его, то лишь из-за неудачного выбора шарфа. Но он вновь привлек ее внимание при совершенно иных обстоятельствах, в которых предстал перед ней всего час или два спустя, когда магазины и фабрики закрыли свои двери, извергнув на улицы весь персонал.

Принцесса в автомобиле возвращалась по той же улочке, которая, однако, уже была совершенно не тихой. Напротив кафе, где совсем недавно незнакомец пил зеленый ликер, и вовсе толпилось много людей. Машина снова двигалась медленно, но теперь потому, что проехать по запруженной народом дороге было невероятно сложно. А длинноволосый человек в шарфе сейчас стоял на столе и декламировал отрывки, напоминавшие то стихи, то прозу. Промежутки между этими жанрами заполнялись чем-то современным и не поддающимся какой-либо классификации. Принцесса подъехала как раз вовремя, чтобы услышать концовку уже знакомого стишка или рифмованного лозунга:

Как солнце едино среди светил,
Как нет богов, но Бог един,
Так Слово произнесет поэт один.

– Но Слово не сорвется с моих губ, а также с губ четверых стражей Слова, которым оно уже открылось, пока первая часть работы не будет окончена, – продолжал он. – Когда бесправные восстанут против всемогущих, когда бедные вознесутся над богатыми, когда слабые поднимутся и окажутся сильнее сильных, когда…

В этот момент он и его слушатели заметили достаточно элегантный автомобиль, подобно ладье рассекавший носом людские волны, и горделивое женское лицо позади застывшей равнодушной физиономии шофера. Большинство людей узнали эту леди, и по толпе пролетел шепот смущения, но возвышавшийся на столе поэт, исполнившись невероятной дерзости, воскликнул:

– Но как же трудно уродству бороться с красотой. А кто мы, если не уродцы!

И принцесса, кипя от негодования, поехала дальше.

Глава II. Процессия заговорщиков

Я уже пояснял, что правительство Павонии опиралось на просвещенные современные принципы. Это означает, что король пользовался популярностью, но не имел силы, всенародно избранный премьер не пользовался популярностью, но обладал некоторой властью. Глава тайной полиции был весьма могущественным, а тихий интеллигентный коротышка-банкир, которому все были должны, являлся наиболее влиятельным из всех. Но каждый из них имел весьма умеренные взгляды и никогда не доводил дело до крайности. Кроме того, все четверо часто собирались на тайный совет и обсуждали постоянно возрастающие проблемы государства.

Король, носивший титул Хлодвига Третьего, был тощим и довольно меланхоличным мужчиной со светлыми усами и царственными, но пустыми глазами. Благодаря хорошему воспитанию короля его отстраненность выглядела безличной, и собеседники не принимали ее на свой счет, однако и не находили общение с ним увлекательным.

Премьер-министр был низеньким, тучным и на удивление подвижным для своей полноты человеком. Буржуазное происхождение придавало ему сходство с французскими политиками, но отнюдь не с обычными французами. Он носил пенсне и короткую бородку, свои мысли излагал сдержанно, а к большим толпам обращался задушевным и доверительным тоном. Его звали Валенс, и за ним успела закрепиться репутация радикала. Однако новое революционное движение неожиданно обнаружило в его лице довольно упрямого капиталиста – приземистую черную фигуру на фоне алого зарева.