Черный козерог

В 1948–1958 годах я объехал всю Красную степь. В этой главе я излагаю то, что видел своими глазами, то есть только факты, пойдет ли речь о людях, растениях или фауне Калахари. Закапчивается глава описанием жителей пустыни — бушменов.

«САХАРА» ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АФРИКИ

Калахари почти повсюду покрыта кустарником, а по соседству с озером Игами и теряющимся в известняках руслом Окаванго — даже высокоствольным лесом. Но на юго-западе Красной степи есть абсолютно безводный «мешок» между сухими руслами Молопо и Носон. Когда я впервые приехал в Южную Африку, мне описали этот «мешок» как точную копию Сахары.

Никто никогда не пересекал этот уголок Калахари; ни одно человеческое существо, даже бушмены, но рискнуло туда забраться. Там нет ничего, кроме носков, столь же опасных, как в Намибе. Выло бы безумном пытаться проникнуть туда.

Другой рекомендации мне и не надо было, чтобы решиться на путешествие. Да и можно ли делать столь категорическое утверждение, если никто там не был? Беспокоили, однако, вопросы техники. В то время еще не существовало автомобильных камер с регулируемым давлением, необходимых для движения автомашин по песчаной пустыне. Кроме того, выяснилось, что очень трудно достать вездеход с двумя ведущими осями; впрочем, и для него упомянутая проблема оставалась бы в силе. Наконец, казалось на первый взгляд невозможным набрать верблюдов и проводников в район, совершенно лишенный воды.

Без особых надежд я добрался до Цабонга. Я знал, что в Цабонге есть несколько верблюдов и маленький отряд Верблюжьего корпуса[9]. Я рассчитывал на его помощь. По из импортных дромадеров, собственности Британской короны, один ободрал себе ноги, а четверо остальных оказались больны. Для регулярного сообщения они еще годились, но не для путешествия в пустыню.

Зато мне рассказали про двух охотников-готтентотов, изъездивших округу на своих южноафриканских осликах, которые способны по три-четыре дня выдерживать жажду.

Одни из охотников, Адам Купер, отсутствовал. Он носил фамилию доблестного вождя Симона Купера, который в начале нашего века прорвался через немецкие пограничные посты и увел своих соплеменников в южные районы Калахари, Возможно, он был потомком этого вождя?

Не без труда я уговорил второго, Карци, «не такого хорошего» (так говорили в Цабонге; а в действительности он оказался заме-нательным человеком), рискнуть вместе со мной и моим «боем» Кгобуацеле (банту из племени батлахаро) проникнуть на запад, одолжив мне своих ослов.

Согласился он только с тем условием, что сможет отказаться, если «к исходу двух дней» я ничего «не найду», Я принял его условие, почувствовав в Карци пылкое, преданное, неспособное к малодушию сердце. Я был уверен, что, «если к исходу двух дней я ничего по панду», по почую кое-что дальше, он продолжит путь…

После ожесточенных споров мне удалось собрать только пять ослов. На двух самых сильных я приказал навьючить симметрично полотняные мешки с 16-литровыми бидонами, полными воды. Трех остальных пришлось оставить под седло. Итак, мы везли только сто двадцать восемь литров — это на переход как минимум в двести километров; во время перехода мы будем вынуждены пить очень мало, а поить животных придется только один раз в день…

Пустыня

Уже у последних деревьев за постом ветры обнажили корпи, которые в поисках воды уходили вертикально вниз. Затем в течение целых двух дней мы не видели ничего, кроме пожелтевших трав, колыхавшихся от легкого ветерка. Желтый сыпучий песок принял эстафету от красного песка Цабонга. Ни антилопы, ни даже птицы. Несколько карликовых термитников, крошечных муравейников… и безумная жара.

Но к вечеру второго дня появились ящерицы и птицы-секретари, которые поедают этих ящериц и вообще рептилий. Две первые увиденные нами птицы сильно удивили меня, потому что издалека я принял их за людей… У них была человеческая походка. Они напоминали гуляющих. Птицы спокойно позволили нам приблизиться, рассчитывая на свои длинные ноги, чтобы при желании «оторваться» от нас. Между тем перья за головой (откуда их имя) вызывающе выпрямились. Но они еще продолжали выискивать ящериц, а затем, утомленные нашим преследованием, побежали, сделали несколько скачков и поднялись в воздух. Они летели, вытянув ноги и шею, словно журавли, время от времени взмахивая крыльями, чтобы удержаться в этом планирующем полете.

Птицы, находившиеся подальше, неизменно парами, были единственными нашими попутчиками в течение многих часов. Одна из птиц отдыхала, усевшись на спои длинные плюсны, так что живот касался песка. Последняя попавшаяся нам пара птиц-секретарей преследовала змею-напильник (mehelya capcnsis), извивавшуюся под самыми копытами моего «скакуна».

Потом прошли царстве иным галопом серо-жемчужные ориксы. Они словно летели над травяным ковром, откинув шеи и склоняя на спины свои острые, как шпаги, рога длиной более метра. Наконец, грузно прошествовал черный гну, усердно работая ногами, стуча копытами и рыча, — топорная подделка апокалиптического чудовища. Никаких сомнений — это возвращалась жизнь.