Черный Красавчик

Наконец эта мука кончилась. Я возвратился в денник. Роберт немедленно принес мне поесть. Потом он обернул мои разбитые колени влажными тряпками, а на копыто поставил припарку из отрубей. Как известно, такие припарки прекрасны при воспалительных процессах у лошади. Боли мои несколько унялись. Я устроился кое-как на соломе и уснул в ожидании доктора.

Утром доктор нанес мне визит. Тщательно исследовав мои повреждения, он сказал:

— Надеюсь, коленный сустав не сломан. Если я не ошибся, этот конь будет и дальше прекрасно служить. А вот шрамы останутся у него на всю жизнь.

Доктор и конюхи стали меня выхаживать. Вполне допускаю, что они выбирали самые эффективные средства. Однако мне от этого было не легко. На коленях у меня наросло «дикое мясо». Его прижигали каким-то едким лекарством. Когда же раны наконец затянулись, доктор прописал жидкость еще ужасней. Она щипала ноги, и я при всей своей сдержанности извивался от боли. От этого лекарства у меня вся шерсть с колен сошла. Но, конечно, я понимал, что все это люди делают для моего же блага.

Обстоятельства гибели Рубена Смита расследовали официальные лица. Хозяин «Белого льва», и конюх, и еще несколько человек подтвердили, что кучер наш выехал из гостиницы пьяным.

Служитель у дорожной заставы добавил к этому, что Смит промчался мимо него полным галопом. Когда же среди камней разыскали еще и мою подкову, всем окончательно стало ясно, как погиб Рубен Смит. Впрочем, никто и не думал меня обвинять. Теперь же последние подозрения с меня были сняты.

Все очень жалели жену Рубена Сьюзен. Она чуть с ума не сошла от горя.

— Ну почему? Почему? — вновь и вновь повторяла она. — В трезвом виде мой Рубен всегда был таким замечательным. Какой негодяй только выдумал эту проклятую выпивку!

После похорон Рубена Сьюзен и дети от нас уехали. Я слышал, они поселились в работном доме, потому что у Сьюзен никого из родных, кроме мужа, не было.

Глава XXVII МОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ОБЩЕСТВЕ УХУДШАЕТСЯ

Когда колени достаточно зажили, я получил двухмесячный отпуск. Каждое утро меня выпускали на небольшой луг, и я мог там пастись, лежать или неспешно прогуливаться, смотря по тому, что мне больше хотелось. Это было почти как в детстве. Сначала я наслаждался свободой. Однако за все годы сознательной жизни я настолько привык служить, что вскоре без общества и без дела почувствовал себя скверно. А особенно мне не хватало Горчицы.

Когда становилось совсем тоскливо, я ржал. Но лошади, которые проезжали по каким-то делам близко от луга, по большей части не откликались. И вот как-то утром я был щедро вознагражден за недели своего одиночества. Калитка вдруг распахнулась. На лугу стояли Горчица и конюх Роберт.

Как я был благодарен Роберту! Он догадался, что мы с Горчицей друг без друга скучаем! Однако стоило конюху удалиться, как дорогая моя подруга обрисовала мне истинное положение дел. Оказалось, заботой тут и не пахло. Просто Горчицу направили на этот луг тоже для поправки здоровья.

— Юный лорд Джордж надорвал мои силы, — горько пожаловалась она. — Теперь я вся состою из одних болезней.

Выяснилось, что лорд Джордж, который был слишком самоуверен и молод, чтобы прислушиваться к советам опытных конюхов, вздумал непременно участвовать в состязаниях по стипльчезу. Но Горчица была еще слишком плохо натренирована. Конюх об этом знал. Он предупредил лорда Джорджа, что от такого сильного напряжения лошадь наверняка заболеет. Но лорду Джорджу не было дела до здоровья Горчицы. Ему очень хотелось выиграть скачку.

Во время заезда лорд Джордж заставил Горчицу бежать наравне с самыми сильными и хорошо тренированными лошадьми. Она была кобылой горячей, самолюбивой и умудрилась пройти состязание вместе с тремя лучшими лошадьми. Но это стоило ей здоровья. С тех пор Горчица страдала одышкой. Мышцы спины у нее тоже болели, потому что лорд Джордж оказался слишком тяжел для нее.

— Поэтому, Черный Красавчик, мы с тобой вместе теперь будем прохлаждаться на лугу, — с горечью проговорила Горчица. — Они считают, что мы с тобой вроде бы тут поправляем здоровье. Только на самом деле уже ничего не поправишь. Загубили нас в самом расцвете лет. Тебя пьяница, а меня дурак! Очень обидно!

Она говорила правду. От нашей недавней прыти почти ничего не осталось. Как мы бегали и резвились, когда нас пускали на волю у сквайра Гордона! Теперь мы просто ходили, лениво пощипывая траву. Или устраивались под тенистым деревом. Или склоняли друг к другу головы и думали. Нас связывало столько общих воспоминаний и радостей, что о скуке и речи быть не могло.

Потом хозяин, хозяйка и Йорк возвратились из города. На второй день по приезде граф У… вместе с Йорком пришел к нам на луг. Мы стояли под деревом. Хозяин и старший кучер внимательно нас оглядели. Хозяин стал очень мрачным.