Черный крест. 13 страшных медицинских историй

Подробности Чулков рассказал Александру Сергеевичу в его кабинете подальше от чужих ушей.

– Когда старикан увидел психиатров, то аж затрясся со злости. Снова погнал свою пургу, да так, что ничего понять было нельзя. Они его долго слушали, он им сумку показал, книгу... Потом пошли вопросы, я отлучился на прием, вдруг прибегает один из фельдшеров и орет: «Там больному плохо!» Я кинулся в изолятор, смотрю – и впрямь нехорошо старикану. Ну, начал реанимацию, психиатры мне помогли, затем прибежал реаниматолог, которого догадалась вызвать Лариска...

– Лариска-то как? Ничего не говорила?

– А что она скажет? Короче – старались мы, старались, да все напрасно. Помер наш старикан. Я историю оформил, тело вместе с Лариской в морг отвез, потом, конечно, помянул его...

– «Конечно», – передразнил Александр Сергеевич. – Не выпить ты не мог!

– Разумеется. – Чулков сделал вид, что не понял иронии. – Как же не помянуть нашего благодетеля? Это не по-христиански. Опять же – понервничал я немного. Ты же знаешь – я шума не люблю.

– Ладно, иди отдыхай и лечи нервы, – улыбнулся заведующий. – Средств тебе, я думаю, хватит.

– Деньги имеют одно отвратительное свойство, – вздохнул Чулков, вставая со стула. – Они быстро заканчиваются. Особенно у таких сказочных раздолбаев, как я. Только вот были, и фьють – уже нету. Да и потом, если вдуматься, разве по нынешним временам четыре штуки баксов это деньги? Так, мелочь, совершенно...

– У тебя дома сказки Пушкина есть? – перебил поток красноречия Александр Сергеевич.

– Вроде как есть... У дочери.

– Перечитай «Сказку о рыбаке и рыбке», тебе будет полезно.

– Я лучше твой детектив почитаю, – рассмеялся Чулков. – «Семь роз для убийцы» – такое интригующее название!

– И книжку к рукам прибрал? – удивился Александр Сергеевич. – Ну ты и жук!

– Чисто на память. – Чулков даже немного обиделся. – Как говорится – «не корысти ради». Деньги уйдут, а память останется. Кстати, те четыреста тридцать рублей, что у деда в бумажнике были, я не тронул. Их Лариска забрала.

История седьмая наследники не наследят

Гамлет:

Кто бы плелся с ношей,
Чтоб охать и потеть под нудной жизнью,
Когда бы страх чего-то после смерти —
Безвестный край, откуда нет возврата
Земным скитальцам, – волю не смущал,
Внушая нам терпеть невзгоды наши
И не спешить к другим, от нас сокрытым?

Уильям Шекспир,

«Гамлет, принц Датский»[17]

Толстый неспортивный мальчик – можно ли найти лучшую мишень для насмешек? «Паштет, объелся котлет!» «Паштет – толще в мире нет!» Обидное прозвище было производным от фамилии Паштаков, по утверждению бабушки – дворянской.

– Все эти плебеи, Мишенька, тебе и в подметки не годятся, – говорила бабушка, возвращаясь с родительских собраний. – Ни одного культурного человека, ни одной культурной семьи. Господь всеблагой, что за дыра!

Бабушка была очень культурной женщиной – из исконных петербуржцев. Домашнее воспитание плюс два высших образования были ее единственным капиталом. В Братск она приехала следом за своим сыном, Мишиным отцом, молодым, но очень перспективным партийным работником. Отец с утра до ночи пропадал в горкоме (отдел промышленности и транспорта это вам не хухры-мухры!), мать все время болела, так вот и вырос Миша на руках у бабушки. Братск рассматривался как очередная ступенька отцовской карьеры, и никто не собирался задерживаться здесь надолго.

Человек предполагает, а судьба-злодейка тасует колоду и сдает карты...

С распадом Советского Союза рухнула не только карьера отца, но и все казавшееся таким незыблемым – семейное счастье. Отец очертя голову ринулся в бизнес и начал возить из близкого Китая товары на продажу. Уехал за очередной партией, да так и не вернулся. Не вернулись и два его компаньона-попутчика. Не успела бабушка оплакать сына, как пришлось хоронить невестку: та от пережитого тронулась умом, упала духом и, не видя другого выхода, повесилась в ванной на очень подходящем для этой цели коленце водопроводной трубы.

– Пропадем мы с тобой здесь, внучек, – вздохнула бабушка и засобиралась обратно, в Петербург, который, к неудовольствию сына-коммуниста, никогда не называла Ленинградом. Даже на людях.

Ехали не в гости – ехали к себе, в бабушкину однокомнатную квартиру на улице Черняховского. Сразу по приезде бабушка прописала туда внука (опекунство она оформила еще в Братске) и устроила его «в приличную школу».

Поначалу Миша удивился – разве он раньше учился в неприличной школе? – но с первого же дня понял, что новая школа отличается от старой не меньше, чем Петербург отличается от Братска. Другие учителя, другие одноклассники, другая атмосфера. Никого особо не забавляла Мишина комплекция, разве что на уроках физкультуры над ним время от времени подтрунивали. Но подтрунивали не обидно, по-дружески.