Черный Кровавый Триллиум

— Да, ты появился вовремя. Мой дорогой сынок Антар, должно быть, теперь локти кусает от досады, корона-то была совсем близко...

Маг сухо ответил:

— Его высочество принц Антар очень хорошо проявил себя в походе на Тревисту. Он неустанно молил небеса о вашем выздоровлении.

— Хм! Твой Зеленый Голос передал мне изображение его разговора с этой провидицей. Антар уступил ей по всем статьям, растаял, как свадебный торт под дождем.— Король резко вскинул брови,— Как ты считаешь, чародей, мой сын хранит верность короне?

— Скоро мы найдем ответ на этот вопрос. Пусть он возглавит один из поисковых отрядов, которые мы пошлем по следам принцесс.

Глава 17

Харамис проснулась от слепящих солнечных лучей, покалывавших веки, и от дурного предчувствия. Вокруг царила тишина. Это смущало... До сих пор Узун всегда поднимался первым, хлопотал по хозяйству, так что ее всегда будило легкое шарканье, звяканье котелка и кружек, треск горящих поленьев. Теперь, уже ясным днем, до нее доносились только посвист ветра и пение редких птиц, но никаких признаков присутствия Узуна. Если бы он проспал, она бы наверняка услышала его храп.

Принцесса резко перевернулась на другой бок — вот его спальный мешок, музыкант еще в нем. Харамис вскочила, сразу отметив, что температура сегодня куда ниже, чем вчера. Вот что значит чистое ночное небо! Бросила взгляд на занавешенное вдали облаками небо — не дай Бог, грянет буря!

Ползком приблизившись к Узуну, она начала развязывать шнурки его капюшона, чтобы освободить лицо. Оно было умиротворенным и бесчувственным. У Харамис сжалось сердце. Старый музыкант выглядел, как покойник.

— Владыки воздуха! — взмолилась принцесса.— Мне бы следовало еще вчера отослать его! Или даже раньше...— Она затрясла маленького оддлинга за плечи.— Ну, миленький Узун, проснись. Только не умирай! Ну, пожалуйста!

Его тело было мягким, податливым, свободно подчинялось любому движению, и где-то в глубине сознания у Харамис мелькнула мысль, что после смерти члены твердеют и уже не могут сгибаться и разгибаться так, как у Узуна. Возможно, музыкант еще жив?

Она прилегла возле него, приложила ладонь ко рту. Казалось, прошла вечность, прежде чем она кожей почувствовала его дыхание — едва ощутимое дуновение холодного воздуха, потом нестерпимо долгая задержка и, наконец, новый выдох. Он, без сомнения, был жив, но следовало как можно скорее переместить его в более теплое место.

Принцесса укрыла его своим спальным мешком, быстро сунула рюкзак под скалу и воткнула рядом посох с металлическим набалдашником. Потом взглянула на облака. Она могла поклясться, что сегодня снегопада не будет, поэтому, вернувшись сюда вечером, она сможет отыскать свое снаряжение. Кто может поживиться ее припасами? Звери здесь не водятся...

Харамис накинула на плечи лямки рюкзака Узуна, подтащила оддлинга прямо в спальном мешке — благо, ее друг был легкий — к длинному снеговому языку, спускавшемуся по склону, и поволокла спальник вниз. Двигаться таким образом оказалось гораздо удобнее, чем тащиться вверх. К полудню она добралась до места предыдущей ночевки.

О, ту ночь они провели просто замечательно — в глубокой нише, образовавшейся под двумя сцепившимися скалами-останцами. Здесь было сухо, совершенно безветренно, и задняя, сглаженная временем стена на ощупь казалась теплой. Харамис прислонила Узуна к каменной твердыне, а сама занялась костром. Угли и головешки с позавчерашнего вечера так и валялись у входа в этот живописный естественный грот. В тот день подготовкой к ночлегу занимался Узун — он искал дрова, готовил ужин, но все это происходило на глазах у принцессы, так что ей не составило труда отыскать карликовые деревца, стайками прятавшиеся среди угрюмых скал.

Вернувшись с дровами к стоянке, она вновь проверила, как чувствует себя ее товарищ. Узун все еще был без сознания, однако дыхание его участилось, стало вполне ощутимым. Это был добрый знак. Харамис развела костер у входа в грот, набрала в котелок воды из ближайшего голосистого ручейка, вскипятила ее и заварила чай. Почувствовав душистый аромат горячего настоя из трав, Харамис едва справилась с голодными спазмами. Ей ни в коем случае нельзя было поддаваться хвори, и она тут же закусила тем, что было уложено в рюкзаке Узуна. Запила чаем...

«Он отправится вниз, на равнину,— подумала она.— К реке... Еды ему много не потребуется... Скоро он доберется до тех мест, где пищи достаточно».

Тем временем чуть поостыл чай, налитый в кружку Узуна. Принцесса положила его голову повыше и осторожно влила немного жидкости в чуть приоткрытый с помощью ножа рот.

После первых капель Узун по-прежнему оставался неподвижен — даже его нижние длинные клыки выглядели жалко, беспомощно. Потом он чуть заметно вздрогнул и новую порцию чая уже проглотил сам, потом почмокал толстыми губами и внятно прошептал:

— Слишком устал...

— Да, мы очень устали,— согласилась принцесса.