Черный квадрат

Я подошел к кабинету. Дверь в него была заперта. Я постучал. Нет ответа. Я толканул дверь. Мимо кассы. Я потянул дверь на себя. Опять в пролете. Я обернулся к Хаванагиле. Он развел руками. Я вынул из его зубов косяк, высадил его до конца, поимел один их самых крутых приходов и всочился в замочную скважину в дверь кабинета.

Она стояла спиной к столику, лицом ко мне – с бесконечно усталыми от ожидания глазами. И крутила на безымянном пальце левой руки нефритовое кольцо.

Я прижался спиной к двери. Все. Я ее нашел. Я вытащил ее оттуда. (Откуда «оттуда»?) Я медленно подошел к ней, положил руки на плечи и потерся носом о ее нос. К нам подступала Великая Тишина!

И вдруг из замочной скважины раздались гнусавые звуки:

– Гуд бай, май лав, гуд бай...

Этого мне еще не хватало. Чтобы, когда вот уже совсем рядом, в моих руках... после многих лет... губы к губам... какая-то сука грозила концом тому, что еще только-только начинается... Убью гада!

Я убрал руки с ее плеч. Взглядом сказал ей, что сейчас вернусь, только разберусь с этим гнусом, который каркает своим педерастическим голосом о конце того, что еще только-только начинается. Она пыталась остановить меня, цепляясь за рукав, но я уже нырнул в замочную скважину. В таверну.

Таверны не было.

Точнее говоря, было что-то похожее на таверну, но не таверна. Хаванагила за стойкой бармена пальцем показал на столик. За столиком сидела, подперев голову рукой, женщина в темном платье. Перед ней стояла рюмка абсента. Она чем-то напомнила мне ту, которую я оставил в отдельном кабинете таверны. Самое интересное, что нигде не было слышно омерзительного «Гуд бай, май лав, гуд бай». Я попытался вернуться назад, но замочной скважины не было. Я подсел за столик к любительнице абсента. Та – далеко, эта – близко. И она так похожа на Лолиту. Нефритовым кольцом. Шоколадница принесла мне чашку шоколада. Я сделал глоток и улыбнулся любительнице абсента. Она улыбнулась в ответ и подняла рюмку. Контакт налажен. К тому же уж очень она была похожа. Нефритовым кольцом. Мы молча попарляли о том о сем, и я предложил поехать в «Мулен Руж», для которого должен был писать сценарий ревю по рекомендации моего друга, художника-нонконформиста маркизовских кровей. Самого обаятельного в мире калеку. Любимца дам полусвета всего света. Он для радости жизни рисовал афиши ко всем программам «Мулен Руж». Любительница абсента согласилась. Хаванагила вызвал нам фиакр.

– Мулен Руж! – бросил я извозчику.

Путь лежал через Булонский лес. Отовсюду неслись звуки вальса «Сказки венского леса». На одной из полян группа респектабельных буржуа, несмотря на довольно позднее время, приступала к завтраку. Между ними скучала голая дама. Уж очень скучно скучала. Я несколько удивился. Любительница абсента заметила мое удивление и, едва улыбнувшись, спросила:

– Что волнует месье?

– Да вот как-то – обнаженная женщина во время завтрака. Не кажется ли вам, мадемуазель...

– Лолита, – сказала моя попутчица.

– Не кажется ли вам, мадемуазель Лолита, что есть в этом что-то неверильное. Что это несколько мове тон?

– Ну почему же, мсье, мове тон? Что ж тут неверильного, мсье? Кто-то украшает свой завтрак цветами, а кто-то – обнаженными женщинами. Все зависит от субъективного познания красоты. К тому же, – она бросила на меня лукавый взгляд, – возможно, обнаженные женщины вызывают у мужчин аппетит. Вам так не кажется, мсье? – И она влажно улыбнулась. В глазах ее метались резвящиеся бесенята. (Извините за штамп. Не было времени искать свежую метафору. Может быть, потом я ее найду.)

– А может быть, мадемуазель, мы пропустим «Мулен Руж»?

Резвящиеся бесенята мгновенно стали какими-то беспомощными и исчезли в глазных яблоках.

– Отель «Барбизон»! – бросил я извозчику.

Извозчик резко осадил лошадь, с трудом развернул фиакр на узкой рю де Сера и через несколько минут высадил нас у трехэтажного здания в стиле «Гоген». Я расплатился с водителем фиакра, и мы вошли в холл. На маленькой сцене танцевали четыре девушки из антрепризы Дега. За круглым столом с черной голой женщиной на коленях и венком на голове сидел мой старый дружочек Поль. Рядом со столом стояла приземистая корова. Поль в знак приветствия поднял длинный бокал с ликером «Сезанн», отпил, невнятно поморщился, загрыз «Сезанн» соском черной женщины и запил стаканом тут же выдоенного молока приземистой коровы. Потом он бросил на мою даму профессиональный взгляд художника и одобрительно кивнул. Черная женщина укоризненно шлепнула его грудью по щеке.

– Корова, – сказал Поль, показав на корову.

Мы с Лолитой согласились.

– Женщина, – сказал Поль, показав на женщину.

Нам ничего не оставалось, как опять согласиться.

Черная шлепнула его второй грудью по второй щеке.

– Корова на Таити стоит десять франков. А женщина не стоит ничего. Но на вынос отпускается только с коровой. Такие порядки.

Мы с любительницей абсента подошли к портье.

– Шестой номер, Мишель Федорович, с видом на Роттердамский собор.