Черный квадрат

Мой госпиталь расположился в здании женской гимназии уездного города Палашевск, что затерялся в жирном черноземе юга России, верстах в пятистах к северу от Одессы. По нынешним понятиям – это глубокая самостийная Украина. А так, Россия она и есть Россия. Во всяком случае, в 19-м году никто иначе и помыслить не мог. А уж тем более среди моего окружения. А какое у меня было на то время окружение? Семейство Тумановых из города Сумы да раненые, по преимуществу офицеры Добровольческой армии. Тут-то уж сторонников самостийной Украины днем с огнем не найдешь. Да никто и не искал. Не до того... С севера на нас сильно давил конный корпус бывшего слесаря Губенко, а с юга подпирали мелкие, но опасные организованные преступные группировки атаманов Гольянова, Солнцева, Коптева. Они мотались по степи, тут и там вырезая наши тылы, а попутно грабя довольно зажиточный местный народ. Но так как налеты были непостоянными, то этот народ вооруженно не протестовал, считая их хоть и злом, но своим. Родным. Ну, есть-пить-то ребятам надо, так что чего уж... Вот офицерье!.. Это да. Это беда. Потому как централизованно и постоянно. Эта белая кость жрет и пьет поболе нашего. Да и раненых их корми... А чего ради? Все равно сдохнут в этом самом госпитале. А у нас дети едят через как попало... Ну да чего уж... Придет Губенко, вмиг всех раскассирует. Он у нас лют к врагам. А с им мы как-нибудь разберемся. Хоть и красный, но свой... Вот такая вот оперативно-классовая обстановка сложилась вокруг моего госпиталя. Но мы жили. И умирали. Без смерти военные госпитали не обходятся. Тоска безысходная. Как и эта нескончаемая зима. Ох ты, зимушка-зима, ты морозная была. Ух, морозная! А в степи топить особо нечем. Кроме навоза. Так что белое воинство умирало не только от ран. Пневмония, испанка, тиф. Это, друзья мои, тот еще ерш. Каждого второго с ног валил. А хоронить их было некому. Гарнизону не до того. То одна банда, то другая, то местные какую-нибудь пакость учудить готовы. Так что уж как бы себя оборонить. Да и дождаться. Когда с юга от Одессы подойдут свежие части, сменят уставших офицеров, и вот тогда!.. А что тогда?.. Да и откуда взяться этим свежим частям... Так что трупы умерших Сергей Афанасьевич Туманов из города Сумы свозил на подводе и сваливал в небольшом овражке в степи, метрах в трехстах от окраины уездного города Палашевска. (Он был в той же самой престарелой шинели, в какой заявился ко мне в сгинувшие времена Первой мировой. Он свято верил, что как только он сменит ее на какую-нибудь поновее, то непременно будет убит. Красными или белыми, не важно. И жена его Раечка из города Сумы умрет, не перенеся одиночества. И он не сможет этого пережить, несмотря на то, что уже убит.) Что-то с этими трупами будет летом? Страшно подумать... Да и не надо... Будет ли вообще это лето... У меня... У меня с Лолитой... Не знаю... Я вообще не знаю, что с ней. А муж твой в далеком море ждет от тебя привета, в холодном ночном дозоре думает: «Где ты, – и после паузы на разрыв души, – с кем ты-ы-ы?..» Ну, да ладно, где наше не пропадало... А всюду и пропадало... Где на роду было написано, там и пропадало...

Об этом-то мы и рассуждали с гражданским телеграфистом Семеном Мартьяновичем Семендуевым, сидя в его служебном помещении и попивая собственноручно выгнанный им самогон из элитных сортов Буряка. (Заглавная «Б» не означает какого-либо пиетета к вышеупомянутому Буряку или родственных связей с известным некогда футболистом киевского «Динамо». Просто эта скотина ноутбук Tochiba в данном слове упорно не печатает строчную букву... сами понимаете какую. В других словах – пожалуйста, а в «...уряке» ни фига. И что ему в этом уряке? Что ему Гекуба, что он Гекубе, чтоб над ней рыдать. При его японском происхождении логичнее было бы обожествлять Рис. Суши, Сашими... Саке!!! А Tochiba и Буряк... Две вещи несовместные. А может быть, он обрусел?.. Как вариант возможно.)

По мере того как самогон втекал в меня, из меня вытекала усталость, а вместо нее удобно устраивались покой и несмелая надежда. На то, что эта война когда-нибудь все-таки закончится и я вернусь в Москву и отыщу мою Лолиту.

И тут застрекотал телеграфный аппарат. Из него заструилась тонкая бумажная лента, которая по мере струения формировалась в некую человеческую фигуру, которая в конце концов и сформировалась в Хаванагилу. На нем была буденовка. Он весь был в этой буденовке, и сам был буденовкой. Как это может быть, я не знаю, но за что купил, за то и продаю. Естественно, мы ему налили стакан самогона, выгнанного из элитных сортов ...уряка. Хаванагила с устремленным в перспективу взглядом покатал самогон по рту, растер языком по деснам и наконец впустил в себя. О чем-то поговорил с ним и удовлетворенно кивнул.

– Так вот, господин поручик...

– Хаванагила!.. – укоризненно сказал я.