Черный квадрат. Мои философские размышления здесь на Камчатке. Том 1

И тот Иванова Александра довольно таки юный пастух только и сосредоточен на нём, только и видит перст, указующий его Господа Бога!

– А вот, понимает ли он по малолетству своему, о чём с ним будет теперь говорить сам Иисус Христос и о чём вещает именно ему тот снизошедший с небес божественный Мессия, и какой путь по тверди земной предстоит ему – пастуху еще пройти?

– Длинный ли?

– Или такой же, как и у Алексея Ваямретыла довольно таки короткий и обрывистый? Еще не успел окончить тот елизовский интернат, как сразу же в омут здешней противоречивой олюторской и тиличикской его и нашей жизни…

Так и Павел Этьенна!

Павел Этьенна жил в том своём особом его хаилинском Времени, в том простом его Хаилинском окружении, в том его историческом нымыланском здешнем камчатском островном бытии, которое он сам легко до каждой клеточки понимал, которое он видел буквально каждый день, которое он еще и явственно душою своею осознавал, но которое по большому счету уже как-то изменить, которое он сам преобразовать фактически и физически уже ведь не мог.… И это только не от слабости его физических сил. А вот душевной выдержки, душевной напруги, понимаю ему как еще здесь на земле этой, ведь не хватало.… Или может быть у самого него не хватило тех сил и особых силёнок, чтобы тянуть ту свою тяжелую и тугую, как удавка на шее «лямку здешней камчатской жизни», которую я вижу, как каждый день, как тянут те мышцами накачанные с Волги-матушки сильные репинские «Бурлаки» на великой, нет величественной по своей правде картине Ильи Репина, моего чугуевского земляка (а репринт этой реалистичной и правдивой по сути своей картины всегда хранится у меня под стеклом на рабочем столе, где бы и кем бы я не работал). Я уверен, что он – Этьенна Павел не мог бы всю жизнь тянуть ту «лямку жизни», которую, тянем все мы и всю свою жизнь, довольствуясь часто самым малым и даже удовлетворяясь самыми малыми радостями. А ему нужно было, как в той его пляске с мухоморами здесь в килпалинском Хаилине всё и даже сразу. И, чтобы сразу же завихристые эти их женские танцы, а еще и эти дивные, те сказочные в сознании твоём помутненном ядом его зрелища. Ему желалось и, чтобы одновременно великая радость, и чтобы ощутимое руками его обладание ими одновременно. Понимаю, что ему не хватало здесь тех душевных впечатлений и тех наших каждодневных эмоциональных внутренних особых ощущений радости, и понятно, он тогда глушил водочкою свою неизбывную тоску и глушил еще тем по-научному пантерным камчатским мухомором, и тем особым их девушек хаилинских в их мухоморном вихре танцам, когда непонятно кто и чем, занят в его доме уже занят, или с кем еще и спит он, во хмелю просыпаясь поутру в чужой такой холодной постели, а то и на промерзшем полу, на кем-то с вечера брошенной зимней шкуре северного здешнего оленя, торчащие волоски которого его и ласкали, и всю ночь нежили, и одновременно будоражили тогда его еще не растраченную страсть, и даже упругое так сильно, упирающееся в пол естество его.

И вот, будь то 2000 лет назад, или вчера, сегодня или даже завтра он бы не изменил всего стиля своего поведения, он бы не изменил бы и стиля своего художественного письма, приобретено им в учителя своего Кирилла Килпалина и даже всего своего творчества не бросил бы он сам.