Черный лебедь

Я продолжал давить на него убийственным взглядом. Гоша сжался в комок. Он знал, что я в состоянии осуществить свою угрозу. Ну а жить ему хотелось. Я же знал, что он здесь, в Москве, как говорится, при делах. Свой бизнес, своя зондеркоманда, кое-какой авторитет в определенных кругах. За него хлопотали, за него подписывались. Но это ему не поможет, если я возьмусь за него со всей серьезностью. А я возьмусь.

— Это не я. Это все Женька, — жалко пробормотал он.

— Не ври. Ты свел со мной старые счеты. Какие счеты, урод? Я тебе жизнь спас, а ты…

— Прости! Женька заставила!

— Пусть Женька. Майя мне изменяла?

— Нет. Подстава это.

— Макс на тебя работал?

— Да. Его тоже подставили. В Москве. Телку ему подогнали, в казино затащили, в долг дали. Короче, долг — дело святое, пришлось отрабатывать. Я, если честно, не верил, что у него получится. Но все срослось.

— Как он Майю уговорил?

— Да никто не уговаривал. Укол сделал, на плечах к лодке вынес. Пока ваши там барахтались, он все дела сделал. А потом его самого укололи, наши. Ну а потом газ пустили. Если б не Женька, я б за это не взялся.

— Хорошо, когда есть на кого свалить. Налет на мою квартиру — твоя работа?

— Моя. Под Игорька работали.

Никогда не забыть мне ту сцену. Я лежу на полу со связанными руками, мать и сестра тоже в путах. «Игорь, все путем». А Игорьком там и не пахло. Подставили пацана.

— А сделали его как?

— Да просто. Он сам дверь открыл. А в твою хату Женька дверь открыла. И на рыжье навела, да. Ничего не осталось, так, несколько цацек.

— Где она сейчас?

— Есть адресок. Там она.

Адрес я записал. Не сводя с Гоши злых глаз, поднялся со стула.

— Из-за тебя срок отмотал, из-за тебя жену потерял. Не жилец ты на этом свете. Не жилец.

Все, разговор закончен. Я узнал, что мне было нужно. Прощать этого подлеца я не собирался.

Женю я видеть не хотел. Да, я в свое время провинился перед ней, но то, что сотворила со мной она, легко перевешивало тяжесть моей вины. Но как бы то ни было, я скрыл от следствия адрес, который сообщил мне Гоша. И сам отправился к ней. Взял с собой только Хомутова и двух надежных парней из его обоймы.

Невзрачная пятиэтажка в Марьино, провонявший мочой подъезд, облупленная краска фанерной двери, примитивный замок. А у нас нашлась примитивная отмычка, с помощью которой Гриша в два счета вскрыл дверь.

Женя сидела в кресле перед телевизором. Столик перед ней, на нем бутылка «Хеннесси», нарезанный лимон. Она спокойно повернула ко мне голову, ядовито усмехнулась:

— Пришел?

— Пришел. А ты ждала?

— Если честно, не очень.

— Если честно. И часто ты врешь, если так говоришь?

— Часто. С тех пор, как ты меня бросил, часто. Ты знаешь, как я жила с тех пор, а? Я нормальная была, в любовь верила. А ты растоптал мою любовь! Я в Москву уехала. Забыть тебя думала. Забыла. Как во все тяжкие ударилась, так и забыла. Я проституткой стала. Про-сти-тут-кой! Из-за тебя!!! А ты знаешь, что это такое, а? Это болото. Спасибо Гоше, вытянул. А тебя любить продолжала, дура. Увидела тебя тогда в поезде. Сначала убить хотела. Потом поняла, что не смогу. Растаяла, сопли распустила. От самой себя тошнило!

— А как гадость мне сделала, так полегчало, да?

— Знаешь, да, полегчало. А когда узнала, что Майка тебя бросила, так совсем хорошо стало. Ты из Афгана пришел — не лицо, а морда. Вот когда снова затошнило. Ничего, пересилила себя. Зато золотишком разжилась. Дело собственное открыла. Извини, благодарить тебя не стала!

Меня покоробила гримаса отвращения, с какой она сказала «морда». Сейчас у меня с лицом все нормально. Еще в девяносто пятом сделал себе пластическую операцию. А ведь Женя целовала мое изуродованное лицо, спала со мной. «Пересилила себя». А Майя себя не пересиливала. Ее не тошнило от моей уродливой физиономии. Потому что она любила меня. По-настоящему любила меня. И в горе любила даже больше, чем в радости. Никто и никогда не будет меня так любить, как Майя. Никто и никогда. Нет больше Майи. И все из-за этой суки, которая сейчас смотрела на меня с ненавистью.

— Ну почему же, ты меня с лихвой отблагодарила. Я твою благодарность четыре года вместе с баландой хлебал. Одного не пойму: адвоката зачем наняла?

— А для отвода глаз!

— Жаль. Лучше бы я на все пятнадцать сел. Тогда бы и Майя сейчас была жива. Или ты и ей отдельно мстила?

— Нет. Тебе одному мстила. А ее просто ненавидела.

— И на смерть обрекла, да?

— Нет! — отчаянно мотнула она головой. — Здесь я ни при чем! Гоша сказал, что рассорит вас. А оно вон как обернулось. Здесь я не виновата. Гоша хотел, чтобы я к тебе вернулась.

— И ты вернулась. И не тошнило тебя тогда, на яхте? — презрительно усмехнулся я.

— Представь себе, нет.

— Скажи еще, что любовь проснулась.

— Не скажу. Не говорила, как любила тебя, когда ты меня бросил. И сейчас не буду ничего говорить! Ты, Сева, во всем виноват! Ты разбудил во мне зверя! Нет ничего страшней брошенной женщины! И я рада, что ты в этом убедился!