Елена Васильевна мягко, но несколько разочарованно выставила вперед руку — призвала остановиться.
— Я бы хотела, чтобы вы забыли о своих обязанностях. Я бы хотела, чтобы вы стали другом для моей дочери. Виктор Алексеевич верит в вас. Мне бы тоже хотелось верить, что я передаю дочь в надежные руки. Я думаю, вы даже из пистолета стрелять умеете.
— Ну, нормативы я выполняла на «отлично». Но признаюсь честно: в реальных боевых действиях никогда не участвовала, по реальным целям не отрабатывала. Так что сразу скажу: телохранитель из меня ненадежный. Да и воспитательной практики у меня как таковой нет.
— Но психологию и педагогику вы изучали.
— Изучала. Но педагогика и психология у нас весьма специфичная.
Одно дело уметь работать с преступниками, и совсем другое — с нормальными детьми. Но, в принципе, по своей природе все люди одинаковы, просто к одним требуется более жесткий, а к другим более мягкий подход. Настя не видела за собой умений и навыков, чтобы соответствовать требованиям, предъявляемым к воспитателю да к тому же и телохранителю двенадцатилетней девочки. Зато ей казалось, что она справится с этой работой.
— Ничего. Телохранителем у Карины был человек, который имел о педагогике очень смутное представление. И ничего, справлялся.
Елена Васильевна попыталась улыбнуться, но вышла какая-то болезненная гримаса.
— До поры до времени справлялся. Раз уж вы согласились работать с моей девочкой, должна вам сказать. Не имею права утаивать. Скажу прямо — Карина влюбилась в своего телохранителя. Да, и в двенадцать лет девочкам свойственно влюбляться во взрослых мужчин.
— Да, да, — поддержала ее Настя. — Я в одиннадцать лет влюбилась в нашего историка. Думала, что умру. Ничего, выжила. Сейчас даже смешно становится, когда об этом думаю.
— Со мной, скажу вам, такого не было. Но у меня была подруга, она в тринадцать лет влюбилась в моего родного брата. И сейчас любит где-то в глубине души. А он даже ни разу ее не видел. Вернее, видел, но мельком. Севе тогда было не до нее. И вообще. В его жизни было две женщины. И, поверьте, этого ему хватило с лихвой. Кажется, я дала лишку. Итак, я должна познакомить вас со своей дочерью. У нее как раз начались летние каникулы, в школу ездить не надо. Мы собирались ехать в Грецию на летние каникулы, но у нас такое… Вы, наверное, знаете, что у нас в семье произошла большая неприятность. Пропала жена моего брата.
— Виктор Алексеевич ничего мне не говорил. Как это пропала?
— Никто ничего не знает. Утром проснулись, а ее нет. Но это уже не ваши заботы.
— Надеюсь.
— Ну что, пойдем?
Прямо из гостиной в открытый холл второго этажа вела пологая лестница с фигурными мраморными балясинами и перилами из красного дерева. Холл плавно перетекал в широкий коридор, освещенный электрическими лампами в форме древних факелов. Очень красиво и необычно. Массивная, опять же из красного дерева, дверь, за которой начинался круглый холл с выходом в детские комнаты. Оказывается, это были личные апартаменты маленькой госпожи Сокольской.
Карина была в игровой комнате. Сидящая в специальном кресле, перед высокоточной плазменной панелью, вооруженная мудреным джойстиком, в качестве космического пилота-истребителя взрывала корабли пришельцев. На голове шлем с очками и наушниками, кресло качается и трясется в такт сражению. Сложная система, простым геймерам не по карману.
— Карина, ау! — Елена Васильевна сначала легонько постучала по шлему и затем лишь сняла его с головы воинствующей дочки.
— Черт! — вспылила та.
И вскочила с кресла так, как будто в него угодил плазменный сгусток из бластерной пушки пришельцев.
Симпатичная девочка с большими черными глазами. Темные густые волосы, постриженные в короткое по-детски наивное каре. Большего чем нужно размера футболка навыпуск, рваные джинсы, на голове бандана. Для своих лет она была довольно-таки высокой, но худой и по-детски угловатой. Судя по всему, норовистая девочка. Хотя и не похоже, что злая и ожесточенная.
— Тебя подбили, — одними губами улыбнулась Настя.
Взгляд оставался серьезным и сосредоточенным.
— Ага, сейчас. Мам, а это кто такая?
— Настя. Я тебе о ней говорила.
— А-а, вместо Максима, — сникла девчонка.
— Настя будет твоей воспитательницей.
— Я уже не маленькая, чтобы меня воспитывать.
— Тогда она будет твоей подругой.
— Мам, ну не смеши людей. Сколько ей лет?
Карина смотрела на Настю, но обращалась к матери.
— Двадцать четыре.
— Марьванне тридцать два было. И что?
— Не Марьванне, а Инне Борисовне.
— Все равно Марьванна. Все равно коза.
— Карина!
— Ой, да ладно!.. — по-детски беззлобно, но эмоционально махнула рукой Карина.
— Вот такое оно, молодое поколение! — развела руками Елена Васильевна. И с надеждой посмотрела на Настю: — Надеюсь, вы найдете с ним общий язык.
— Мам, поверь, я тоже на это надеюсь, — лукаво улыбнулась Карина. — Но не знаю.
— Не буду вам мешать.
Елена Васильевна еще раз обратила к Насте полный надежды взгляд и ушла, бросив ее на съедение собственной дочери.
Карина не просто въедливо смотрела на нее, она еще обошла ее по кругу, разглядывая со всех сторон.