Черный легион

– Ты прав, Эс[39], «наша жизнь разворачивается в невидимом мире, полном пещер, теней и жителей мрака»[40]. Я помню эти слова. Мы все оказались посвященными во Зло. Но тот, кто осмелится обвинять нас, должен вспомнить, что Добру, которое мы избрали в качестве образца для построения нашего рейха, нельзя служить, не будучи Великим Посвященным Зла. Они забывают об этом, обергруппенфюрер, и наш долг жестко и жестоко напоминать им об этом. Именно так: жестко и жестоко…

Как давно он не беседовал с тенью Гейдриха!

После того как однажды войдя в его кабинет, фюрер, тыча дрожащим пальцем в посмертный слепок, недовольно спросил: «Это еще кто такой?» – Гиммлеру пришлось спрятать маску в сейф. Гитлер, в общем-то, не далек от истины: пока существует Третий рейх, в нем должны чтить только одного Бога и одного фюрера. Поклонение кому бы то ни было третьему – следует пресекать, как пресекают государственную измену.

Нужно отдать ему должное: Гитлер сделал это довольно деликатно. Хотя для рейхсфюрера не осталось тайной, что и посещение его кабинета, и тыканье пальцем – были заранее продуманы им. Фюреру надоело выслушивать байки о том, как Гиммлер неистово исповедуется перед маской Гейдриха и как правоверно советуется с ней, выставив лицо мертвеца там, где должна бить животворящая струя бессмертия «Майн кампф».

Спрятав маску в сейф, Гиммлер какое-то время старался не обращаться к этому идолическому фетишу. Но в то же время никогда и не забывал о его присутствии. Как не забывал о незримом присутствии здесь самого Гейдриха. Уже не раз Гиммлер порывался обратиться к духовзывателям из института «Аненербе», чтобы с их помощью связаться с духом Гейдриха. Но всякий раз почему-то откладывал. А зря.

Он мог бы сказать убиенному то, чего не решался сказать всем остальным: да, узнав о твоей гибели, я облегченно вздохнул – что правда, то правда. Однако никакого отношения к организации убийства не имел. Замысел убрать тебя с пути? Признаю, возникал. Но ведь, надеялся, иным, не кровавым, путем.

Вот только кому он, Гиммлер, мог сказать об этом на земле? Не боясь вызвать еще более страшные подозрения? Ничто не вызывает такого убежденного недоверия и подозрения, как попытка опровергнуть грязные слухи. Попытка публично опровергнуть их.

В последнее время рейхсфюрер в самом деле начал фанатично верить в предсказания и все больше погружаться в мистику. Предчувствия, предугадывания… Ночные видения – где-то на грани сна и галлюцинаций. Страх перед смертью, на близость которой указывало все больше «черных примет»…

Знай об этом человек с железным сердцем Гейдрих, вполне возможно, что он холодно посмеялся бы над ним и на том свете. Как всегда посмеивался над его мистическими страхами на этом. А посмертную маску обергруппенфюрера Гиммлер держал у себя вовсе не из желания доказать непричастность к покушению и уж, конечно, не из страха перед местью с того света. Здесь все выглядело сложнее…

Гиммлер, этот «вечно второй», никогда не чувствовал себя личностью как таковой. Он всегда нуждался в первом лице, лидере, вожде, рядом с которым, и только рядом с которым, по-настоящему способен был проявить себя. Так вот, так уж случилось, что первой личностью, послужившей образцом для подражания, оказался император Генрих Саксонский. Которого еще иногда называли Птицеловом, что, впрочем, откровенно не нравилось рейхсфюреру. Но было время, когда Генрих Саксонский превратился для него в настоящего идола. Именно тогда, на волне идолопоклонства, Гиммлер ввел традицию принимать присягу эсэсовца в полночь, при свете факелов, склонив голову над гробом императора, покоящимся в кафедральном соборе Брюнсвика.

Здесь все более-менее ясно. Гиммлеру импонировало стремление Генриха I создать особую касту германского рыцарства. И он действительно создал такой рыцарский орден, равных которому не было во всем мире. Рейхсфюреру осталось лишь приспособить устав и принципы этого воинского сообщества применительно к XX веку.

Но Генрих Саксонский был и остается для него тем же, чем остается всякий мессия – далеким, праведным и непостижимым. Такому не стыдно поклоняться, а главное – не стыдно признаться в подобном поклонении.

Но дело в том, что на земле мессию Генриха Саксонского вдруг заменил воин, истинный воин, Рейнхард Гейдрих, – о чем рейхсфюрер никогда и никому не признавался и не признается. Да, Гейдрих тоже стал для него идолом. С той только разницей, что германский император явился ему из далекой истории и как бы ниспослан был в том виде, в каком он есть. А из Гейдриха рейхсфюрер сотворял себе кумира постепенно, собственными усилиями и собственной фантазией.

Воспылав идеей возрождения арийской расы, Гиммлер долгое время пытался найти среди близких ему человека, внешне, хотя бы внешне, соответствовавшего его представлениям о современном воине-арийце. И нашел. Гейдриха. Рослый, с почти неподражаемой прусской, выправкой морского офицера, по-буйволиному сильный… Белокурая, с едва заметной рыжеватинкой, голова – с необычайно высоким лбом и всегда оживленными голубыми глазами.