Черный легион

Именно с мыслью о бессмертии славы Бонапарта он ночью, тайком, где-то посреди Силезии, пересаживался на другой товарняк, рискуя при этом быть обнаруженным военным патрулем и, если не застреленным, то по крайне мере арестованным. Жалкий и ничтожный, он все еще видел себя в ореоле славы великого корсиканца, надеясь при этом, что когда-нибудь миллионы немцев будут видеть себя в ореоле славы Герделера.

Когда фон Герделер оказался наконец в столице еще ничего не ведавшего рейха, внешний вид его был таким, что он уже опасался попадаться на глаза не столько военным патрулям, сколько обычным полицейским. Уж теперь-то его могли принять за кого угодно: бродягу, дезертира, бежавшего из концлагеря политического узника.

К счастью, прямо на вокзале ему удалось взять такси.

Услышав, что странному пассажиру понадобилось попасть на Бендлерштрассе, 13/14, водитель удивленно оглянулся на него – Герделер предусмотрительно сел на заднее сиденье – и с некоторой тревогой в голосе спросил:

– Вы уверены, что вам нужно именно туда?

– Меня не было в Берлине неделю. Проведывал сына, находящегося в госпитале в Польше, – воспользовался возможностью оправдать свой внешний вид фон Герделер. – За это время в столице что-то изменилось?

– На Бендлерштрассе, 13/14 находится «Бендлерблок», штаб командования армией резерва. Мне часто приходится доставлять туда господ военных. Но вы, насколько я понял… К тому же, простите, ваш вид…

– В таком случае можете считать, что вы еще ни-че-го не поняли, – угрожающе наклонился к нему фон Герделер, поклявшись, что, как только придет к власти, сразу же отправит этого любопытствующего идиота на трудовой фронт. – Немедленно к «Бендлерблоку»!

– Это я к тому, что уже поздновато, около шести вечера. Вряд ли вы кого-либо застанете там, – попытался оправдываться водитель. Но, натолкнувшись на зловещее молчание пассажира, умолк, не проронив больше ни слова.

Заметив это, Герделер подумал, что, возможно, таксист догадывается: «Рядом со мной находится тот, знакомством с которым, пусть даже случайным, я через несколько месяцев смогу гордиться».

18

Полусонный часовой минут пять бесцельно вертел его пропуск, подписанный самим генералом Ольбрихтом, и недоверчиво хмыкал. Вызванный им офицер, знакомый Герделера, вначале не узнал доктора и хотел звонить адъютанту Ольбрихта или полковнику Мерцу фон Квиринхейму[10].

– Вы с ума сошли, майор Гронц? – прорычал Герделер. – Может, вы еще станете испрашивать разрешения у самого генерала Фромма? Я – доктор фон Герделер. Мне срочно нужно повидаться с генералом Ольбрихтом.

– Простите, доктор. В таком виде, – искренне извинился майор. – Полковник фон Квиринхейм как раз интересовался вами. Не появлялись ли. Судя по всему, вас ждут.

– «Судя по всему», – раздраженно передразнил его фон Герделер. – Черт знает что у вас здесь происходит.

– Пока ничего особенного, – бесстрашно зевнул майор.

– А пора бы.

Гронц был одним из тех офицеров, кто, благодаря усилиям Квиринхейма, если и не собирался непосредственно участвовать в заговоре, то по крайней мере и не собирался мешать тем, кто желает видеть своих врагов только на Востоке и ни в коем случае – за Ла-Маншем или на Сене.

В кабинете Ольбрихта – нечто напоминающее военный совет. Генерал-полковник Бек, полковник фон Квиринхейм, генерал Геппнер, командующий округом Берлин – Бранденбург генерал фон Кортцфлейшн, еще два-три офицера из штаба армии резерва. Они сидят за столом, и испещренные стрелами карты за их спинами предстают перед Герделером видением мира, замершего в ожидании чего-то необычного.

Увидев Герделера, все молча поворачивают к нему голову. Гонец к фельдмаршалу Клюге обводит их поминальные лица радостным взглядом. Только сейчас он по-настоящему осознал, что сумел сделать для этих людей: он преподнес им командующего группой армий «Центр»! Другое дело – смогут ли оценить его жертвенную услугу сами генералы.

– Это оказалось крайне трудной миссией, господа, – упал он на стул, вежливо подставленный ему зятем Ольбрихта майором Георги[11]. – В первый день фельдмаршал даже слушать не хотел о сотрудничестве с нами. Я чувствовал себя ужасно. В какие-то минуты мне казалось, что он вот-вот вызовет охрану и передаст меня гестапо.

Герделер оказался в конце стола, напротив генерала Ольбрихта, восседавшего в своем привычном рабочем кресле. Поймав на себе взгляд заместителя командующего, доктор запнулся на полуслове. Странно: взгляд показался ему сочувственным. Не хватало только, чтобы, поморщившись, Ольбрихт великодушно изрек: «Доктор неважно чувствует себя, выведите его, дайте воды и вообще приведите в чувство».

А взгляды других сообщников? Пустые взоры уставших, растерянных людей, которых его рассказ «о русских скитаниях» совершенно не интересует.

– Что произошло? – наконец спрашивает Герделер.

– То есть? – интересуется Ольбрихт.

– Что случилось? – спрашивает Герделер еще резче, однако терпения выслушать кого-либо из собравшихся у него не хватает. – Вам не интересен мой рассказ?

Штабисты рассеянно переглянулись.