Черный Легион: Омнибус (ЛП)

— Телемахон, — представился он все с той же вдохновляющей мягкостью, которая не подразумевала ни доброты, ни слабости. — Некогда капитан Телемахон Лирас из Пятьдесят первой роты Третьего Легиона.

Мои руки крепче сжали рукоять Саэрна. Он заметил это и наклонил голову.

— Теперь ты меня вспомнил.

О да. Теперь я вспомнил. И при мне был Оборванный Рыцарь. В моей крови запылало искушение. Острое и горячее, реальное до осязаемости.

Иди, — передал я Джедхору. Он повиновался, продолжая стрелять по Нерожденным, и исчез в проходе. Тут же прозвенел голос Ашур-Кая.

Джедхор прошел.

В тот же миг, когда Ашур-Кай произнес эти слова, на всех нас навалился колоссальный вес. Гравитация вернулась на пораженный корабль с тошнотворной силой, и осветительные сферы мостика, мертвые и открытые пустоте на протяжении десятков лет, замерцали, вновь оживая. Парящие трупы упали на палубу, распадаясь на иссохшие останки. Сбоящее освещение мостика заливало бледным сиянием тех из нас, кому предстояло осквернить затерянную в глубинах космоса гробницу своим эгоистичным кровопролитием.

Леора пригибало на колени, и он выругался, пытаясь восстановить равновесие. Они перезапустили генераторы — без сомнения, чтобы взорвать скиталец, или же забрать его как трофей.

Мои чувства пылали на холоде от давящей близости такого количества жизни. Еще Дети Императора, потоком движущиеся по коридорам. Еще, еще, еще. Телемахон и его люди приближались, теперь остерегаясь нас. Остерегаясь меня.

Леор поднял свой тяжелый болтер, но я снова опустил оружие нажатием руки. Оставленный без присмотра и не поддерживаемый проход схлопнулся. Вопли Нерожденных смолкли, но не раньше, чем в помещение ворвалось последнее создание. Свирепая и рычащая черная охотница.

Я велел тебе возвращаться на корабль, — передал я ей, но в ответ получил лишь преданное непокорство.

Где охотишься ты, охочусь и я.

Моя волчица. Моя верная, любимая волчица. Спрячься, — потребовал я. Будь наготове.

Гира скрылась в моей тени со знакомым ощущением прикосновения дикого сердца к моему разуму. Она залегла в ожидании, таясь и терзаясь голодом.

Не произнеся ни слова, я бросил на палубу перед Детьми Императора карту таро и стал ждать, когда они умрут.

Позвольте мне отвлечься на минуту, чтобы поведать вам историю — историю о крови и предательстве, которая произошла за целую вечность до этого последнего, темного тысячелетия, а также за много десятков веков до того, как мы с Леором оказались на борту «Его избранного сына». Это древняя история, однако она прямо относится к делу, обещаю вам.

Эта история происходит в нечестивые эпохи Старой Земли, в стране, которая известна как Гаул, а также именуется Франкийской империей. Благородный святой Стальной Эры, последовавшей за Бронзовой и Железной Эпохой, полагал, будто слышит слова своего безликого божества. Чтобы отразить собственную самопровозглашенную чистоту, он принимает имя Иннокентий, а затем ведет своих последователей на войну.

Лорд Иннокентий созывает крестовый поход, чтобы искоренить еретическую секту, которая в нашей фрагментарной истории упоминается как картары. Он требует сжечь их за прегрешения против воображаемого бога. Однако святые воители — рыцари — облаченные в примитивные доспехи и вооруженные стальными мечами, являются князьями и владыками своих земель. Для них добродетели благородства и чести важнее всего. Народ их империи смотрит на них в поисках правосудия, и это их клинки защищают слабых праведников от силы злобных.

До тех пор, пока их не благословляет владыка Иннокентий. Он провозглашает их поступки священными деяниями, совершенными во имя бога, которого они считают реальным. Все преступления, какие они совершат на этой войне, будут оставлены без внимания. Все грехи будут прощены.

Осада в эту минувшую эпоху ведется посредством катапульт из металла и дерева, которые метают каменные валуны. Эти примитивные машины, управляемые как крестьянами, так и математиками, обрушивают городские стены, и когда те падают, внутрь марширует пехота, ведомая своими лордами и князьями.

Падение Альбихойи, крепости еретиков-картаров, происходит на рассвете. Рыцари-меченосцы ведут своих святых воинов в город. Все их грехи прощены еще до момента совершения, и крестоносцы не ведают жалости. Еретиков было не больше нескольких сотен, однако сгорает весь город. Мужчины, женщины, дети… все вырезаны благословленными клинками рыцарей.

Но как же быть с толпами невинных? Как быть с детьми, ничего не знающими о ереси родителей? С тысячами верных, преданных душ, которые не преступали никаких законов и не заслуживают смерти?

— Убейте их всех, — произносит Иннокентий, первобытный Магистр Войны той эпохи. — Убейте всех. Наш Бог отличит своих.

Он приговаривает тысячи к смерти не из-за их вины, а потому, что верит, будто неправедно убитых его людьми ожидает мифический рай.

И так сгорает город. Невинные жители стерты с лица земли клинками, которые должны были их защищать.