Черный Лотос

Как благочестивая дочь, Мидори должна была признаться в преданности покинутым родителям и покаяться в своем отказе выйти замуж за их избранника. "Так будет правильно", – решила она. Но ее мать давно умерла, а отец, господин Ниу, проводил большую часть времени в своем сельском поместье и Мидори нечасто его видела. Если она солжет, экзаменаторы могут это почувствовать.

– Нет, – нехотя призналась Мидори.

Лица собравшихся по-прежнему ничего не выражали.

– Если родителям понадобится твоя помощь, ты почувствуешь себя обязанной вернуться? – спросила настоятельница Дзюнкецу-ин.

Господин Ниу страдал старческим слабоумием, и Мидори не представляла, чем могла бы помочь ему.

– Нет, – сказала она, стыдясь своей непочтительности.

– У тебя есть братья или сестры, по которым ты будешь скучать, если останешься в монастыре?

Мидори с грустью вспомнила об убитой старшей сестре и брате, казненном по обвинению в измене, других сестрах – замужних, живущих за тридевять земель. Ей и сейчас их очень недоставало, и жизнь в монастыре ничего не изменит.

– Нет, – сказала она.

– А как насчет друзей?

– Нет, скучать не буду. – Она понадеялась, что разлука с Хиратой и Рэйко будет не такой долгой, чтобы начать по ним тосковать.

– Представь, что у тебя никого и ничего нет: ни дома, ни способа заработать на хлеб, – произнесла Дзюнкецу-ин. – Теперь представь, что кто-то спас тебя, приютил и накормил. Что бы ты испытывала к таким людям?

– Я была бы им благодарна как никому, – честно ответила Мидори.

Когда мачеха выгнала ее из отчего дома, а остальная родня не проявила участия, сёсакан Сано помог ей вернуться в Эдо и пристроил в свиту госпожи Кэйсо-ин. За это она будет ему вечно признательна, как и Рэйко, которая так тепло отнеслась к ней.

– Как бы ты выразила свою благодарность?

– Я сделала бы все, что в моих силах, если бы была им полезна. – В конце концов, вторая причина, по которой она пришла сюда, состояла в помощи Рэйко.

– Ты любила бы их? – спросила Дзюнкецу-ин.

– Да, – ответила Мидори. Сано и Рэйко стали для нее второй семьей, и она действительно их любила.

– А если так, то отдала бы за них жизнь?

– Да, – уверенно отозвалась Мидори. Верность и честь требовали подобного самопожертвования. Вдобавок Мидори часто грезилось, как она погибает, спасая Хирату.

Бесстрастные лица окружающих по-прежнему ничего не выражали, но общее настроение переменилось: все разом вздохнули и зашевелились, словно определившись с решением.

Мидори не знала, радоваться или огорчаться. Выдержала она экзамен или провалила?

Ответ пришел сам собой: конечно же, провалила! Сейчас ей объявят, что таких, как она, не берут. Теперь ей нельзя будет даже бродить вокруг храма – сектанты сразу заподозрят неладное. Мидори ужас как хотелось домой, пусть возвращаться к Рэйко с повинной, ничего не узнав о секте, и было невыносимо. Она не сможет показаться на глаза Хирате без надежды покорить его сердце.

– Идем со мной, – сказала настоятельница. – Сейчас ты приступишь к занятиям с другими послушницами.

Мидори чуть не задохнулась от радости. Ее все-таки приняли! Она кланялась Кумасиро, Дзюнкецу-ин и доктору Миве, восклицая: "Спасибо! Спасибо!"

Мидори шла за Дзюнкецу-ин, предвкушая, как будет наблюдать за сектой и какое впечатление произведет на Рэйко с Хиратой ее поступок. Она надеялась, что ее новую подругу Тосико тоже взяли в послушницы.

23

Тот, кто порочит имя Черного Лотоса,

Да будет погребен под камнями

И сгинет навеки в аду.

Сутра Черного Лотоса

У себя в кабинете Сано разрабатывал план суда над Хару. Он начал с наметок будущей речи, призванной истолковать улики против Хару, и собирался работать над ней до тех пор, пока не придет пора отправляться к Фугатами на совет старейшин, как вдруг в дверях показался Хирата.

– В Нихомбаси волнения, – сообщил он. – Толпа горожан громит приверженцев Черного Лотоса.

Сано не на шутку встревожился и тотчас отбыл в Нихомбаси, взяв с собой Хирату и отряд сыщиков.

Высоко над кровлями гремели яростные выкрики и шум побоища. Навстречу всадникам, скачущим к месту беспорядков, то и дело попадались бегущие крестьяне. Клубы дыма заволакивали синее небо.

Не доезжая до плотницкого квартала, Сано, сидя на лошади, увидел, как группа мужчин, вооруженных дубинами, железными прутьями и оглоблями, теснит священников в желтом.

Сектанты кое-как отбивались шестами и голыми руками. Жены плотников, визжа, лупили метлами убегающих монахинь.

– Долой Черный Лотос! – орали нападающие.

– Воздайте хвалу Черному Лотосу! – неслось в ответ из толпы священников, монахинь и крестьян-последователей. – Прекратите избиение невинных!

– Воры! Убийцы! Отродье! – звучало с обеих сторон.

Тесные улочки заполнили мечущиеся, уворачивающиеся от ударов противников люди. Дети и старики, стоя на балконах, швыряли в сектантов камни. Но вот досины разняли и разогнали дерущихся. Из окон одной лавки пробивались дым и огонь, пожарные окатывали ее водой.

– Всемилостивые боги, – поразился Хирата. – Если пожар не потушат, целый город может сгореть!