— А что говорит? — удивленно поинтересовался он, рассматривая два распростертых на полу чердака недвижимых человеческих тела.
Я уже научился кое-как понимать простые французские фразы, особенно в нижегородском исполнении, и перевел:
— Моя жена — очень красивая женщина.
— А где его жена? — спросил Михаил.
— Скорее всего, погибла в имении Моргуна.
Что произошло с земляками, урядник спрашивать не стал, это было понятно и так по количеству пустых бутылок, разбросанных вокруг. Меня же, честно говоря, очень заинтересовало, каким образом им удалось все это выпить за относительно короткое время, что мы с Ефимом отсутствовали на хуторе.
— Пусть отсыпаются, — сказал я без российской теплоты в голосе, спускаясь по лестнице вниз в горницу. — Нам бы тоже не помешало поесть и отдохнуть.
На наше счастье, у капитана и хуторянина была гипертрофированная жажда, а не аппетит — провизия оказалась практически нетронутой. Мы сели завтракать.
— Не знал, что Егорыч понимает по-иноземному, — сказал урядник, — и откуда что берется!
Нам с Ефимом было не до обсуждения замечательных качеств нашего хозяина. Последние три дня были так насыщены событиями, что на досужие разговоры не оставалось времени.
— Что будем делать дальше? — задал я, в общем-то, риторический вопрос.
Я был и старше товарищей, и более опытен, так что принимать решение предстояло мне.
— Нужно ехать в уезд к господину исправнику и приставу, с жалобой, — без особой уверенности в голосе сказал полицейский. — Начальство их за такое самоуправство не похвалит!
— Покойный Ястребов говорил, что исправник и ваш пристав с ними в доле. Боюсь, что нам они не только не помогут, а еще обвинят в нападении на честного помещика, — сказал я.
— Самим нужно с ними разделаться, — неожиданно вмешался в разговор кучер. — Там в плену и Марья, и хозяйка! Их нужно освободить!
Однако, об освобождении легче было говорить, чем его осуществить.
Во время пожара я сам видел, сколько народа обитает в поместье. Все наши небольшие успехи для общей победы пока не имели никакого «стратегического» значения.
— А ты не сможешь поднять против них народ? — спросил я. — У вас, в городе, как мне говорили, живет много военных.
— Какие там военные! У нас одни инвалиды и старики. Потом, как можно поднимать народ без дозволения начальства, это же получится натуральный бунт! За это в Сибирь сошлют!
Как всегда, получалось, что у честных граждан почти не остается возможности защитить себя от произвола, все равно чьего, бандитов или чиновников.
— А порох ты сможешь достать или купить? — спросил я.
— Пороха? А нам его много нужно?
— Чем больше, тем лучше!
Я подумал, что если никак нельзя повлиять на развитие событий мирным способом, почему бы нам не попробовать провести более масштабные боевые акции. Никакого определенного плана у меня еще не было, как и надежды на то, что удастся просто так разрулить эту пиковую ситуацию.
— Пороха я могу купить сколько угодно, — неожиданно обрадовал меня урядник. — У нас в городе один мещанин делает отменный порох. Только даром он не даст.
— Деньги у меня есть. Ладно, сейчас ложимся спать, а утром решим, что делать дальше.
Предложение было сделано своевременно и тут же реализовано. Только Ефим, прежде чем заснуть, спросил:
— А вдруг на нас нападут?
— Не думаю, — сказал я. — Надеюсь, что нет.
Проснулся я от какого-то постороннего шума. Со двора слышались стук и крики.
Сон разом прошел, я испуганно вскочил с лавки, на которой спал, и начал бестолково метаться по горнице, ища оружие. За окнами было уже совсем светло.
— Подъем, — закричал я своему сонному воинству и выскочил наружу.
Оказалось, что пока ничего страшного не произошло, просто кто-то колотил в ворота и звал меня по имени-отчеству. Я сообразил, что это может быть только наш штатный парламентер Иван, и крикнул, что сейчас выйду.
Иван выглядел совсем молодцом, опухоль на лице почти прошла, остался только грандиозный синяк.
— Доброго здоровьечка, — сказал он, кланяясь. — Как сами-то?
— Спасибо, твоими молитвами. Ты здесь какими судьбами?
— Опять пришел звать тебя на переговоры, — ответил он. — А что у нас ночью было! Страсть!
— В имении?
— Ну! Двух казаков порубали в капусту, сожгли два стога сена и конюшни!
— Не может быть, — фальшиво удивился я. — Кто же это сделала?
— Наши же гайдуки, их магистр за воровство посадил на цепь, так они ночью стакнулись со здешним урядником, пустили красного петуха, порубили казаков и сбежали!
— Понятно, — сказал я. Иван озвучил версию ночных событий, которую я уже слышал от участников ночной засады.
— Что, магистр опять хочет завлечь меня в ловушку?
— Нет, теперь договариваться приехал сам барин, и без обмана.
— Моргун?
— Они самые, Иван Тимофеевич.
— И что ему от меня нужно?
— Не могу знать, Лексей Григорьич, ведаю только, что теперь они приехали без обмана.
— И где он хочет со мной встретиться?
— А где скажете, хоть и здесь на хуторе.
Это было что-то новое, и я сразу заподозрил, что преступный помещик хочет провести разведку, какими силами мы располагаем.
— У нас ему делать нечего, а вот к воротам пусть подойдет — там и поговорим.