Черный махаон

– Яна Владимировна, вы мне объясните, что это за форма гуманизма у вас? – Егор Борисович сварливо прищурился, скривил рот. – Сотрудники считают задолженность неплательщика по договору, вы ее пересчитываете, уменьшаете.

Генеральный любил поднимать такие темы на общих планерках. Воспитательные. Твой банк – твоя мать родная. Твоя твердыня. Все деньги – в дом. Дом всегда прав. Тезисы можно продолжать бесконечно. Полная лояльность и преданность…

Яна невозмутимо отвлеклась от рисования звездочек на полях ежедневника.

– Я вам уже объясняла, Егор Борисович. Есть судебная практика, которая устанавливает предельную сумму процентов и пени по невыплаченному кредиту. Договоры заключались либо до соответствующих разъяснений, либо с игнорированием последних. В судах такие исковые не выдерживают. Я показывала вам статистику.

– Пусть пересчитывают. Два судьи пересчитают, третий не станет, – генеральный поджал тонкие губы.

– А потом вы будете спрашивать с моего департамента, почему снизилась статистика взыскиваемости и увеличились расходы на уплату госпошлины. Угу, и станете снижать показатели успешности моих ребят? Нет, Егор Борисович, не просите, – она выразительно посмотрела на Голубенко Игната, заместителя начальника департамента кредитования. Она прекрасно поняла, откуда повеял этот неприятный ветерок в виде очередной попытки публичной порки. – Я готова помочь Игнату Ивановичу и еще раз привести в соответствие нормативной базе кредитные договора. Хотя отмечу, что все необходимые правки были внесены в базу и в типовые формы. Думаю, стоит провести внутреннюю проверку и выяснить, по каким причинам кредитные эксперты предлагают к заключению договора из старой базы. А вот подставляться для его красивой квартальной отчетности я не согласна.

– Что вы себе позволяете, Яна Владимировна! – Голубенко покраснел.

– Слушайте, что вы дурака валяете?! – Яна, наконец, нашла, на ком можно безнаказанно сорваться, под сердцем сладко разлилось предвкушение облегчения. – Вам нужно прикрыть свои показатели по невыплатам, это я еще могу понять. Но какого беса вы в расчет исковых вносите мифические суммы задолженностей?! Ваши операторы считать не умеют? Замените на тех, которые умеют. Отработайте эту проблему с отделом кадров. Или у вас проблемы с программным обеспечением? Сообщите об этом Горну. Почему вместо суммы задолженности клиента банка вы вносите в расчет еще и сумму выплаченных процентов по кредиту? А потом на эту же сумму накручиваете проценты по неисполнению обязательств? Вам никто не говорил, что это смахивает на мошенничество?!

Генеральный примирительно зашипел:

– Ну-ну, Яна Владимировна, вы уже хватили…

– Егор Борисович, я просто не люблю, когда меня и специалистов моего подразделения делают дураками. А в суде с таким расчетом суммы задолженности мы именно так и выглядим. По-идиотски непрофессионально.

Генеральный хмыкнул, посмотрел на Голубенко:

– Яна Владимировна дело говорит. Организуйтесь, в самом деле. Нам черный пиар не нужен.

Яна бросила взгляд на Голубенко, отчетливо прочитав в его по-рыбьи бесцветных глазах острую неприязнь.

«Плевать», – отмахнулась, чувствуя, как по жилам растекается облегчение.

После окончания совещания, Яна неторопливо вышла в приемную, подмигнула Марине, секретарше Егора Борисовича. Она была женщиной в эпицентре бальзаковского возраста, яркая и обстоятельная. На Зимину она смотрела, как на дочку, и не один раз отводила от нее неприятности, то вовремя не дозвонившись до нее, то припрятав документы, могущие огорчить генерального. Пару раз просто выкинула в мусорное ведро служебные записки-кляузы на Зимину.

Яна отвечала ей молчаливой взаимностью.

– Яна Владимировна, там Гоша говорит, у тебя все утро телефон в кабинете разрывается.

Гоша – это заместитель Яны. Они занимали смежные кабинеты, разделенные тонкой гипсокартонной перегородкой, через которую можно было не только перестукиваться, но и переговариваться.

Яна хлопнула кончиками пальцев по лбу:

– Черт, а я и автоответчик не включила же! Теперь и не узнаю, кто там до меня домогался.

Она отчего-то подумала, что это Влад. И на душе стало еще легче.

Она прошла мимо сердитого Голубенко, энергично зашагала по коридору, чувствуя, как горит между лопатками. Пробежала мимо лифтов, на узкую боковую лестницу, слетела вниз на один этаж, а еще через пару минут влетела в собственный кабинет.

Городской телефон молчал. Монитор грустно смотрел на нее пустой глазницей черного экрана. На столе притаился сотовый. Сердце захлебывалось ликованием, Яна схватила аппарат, активировала экран. Ни звонков, ни сообщений.

Звонил, получается, тоже не Влад.

16

Татьяна опоздала на пятнадцать минут. Но это даже к лучшему: Яна заняла отличный столик на открытой террасе, успела заказать салат, выпить чашечку крепкого кофе с мягким облаком сливочной пенки, подумать и даже принять какое-то решение. Оно было хлипкое и больше походило на бегство. Звучало примерно так: я истеричная дура, Влад никогда не давал мне повода в себе сомневаться, все остальное мои домыслы, ничем не подтвержденные и потому преступные.