Чёрный менестрель

— Ладно, будем считать, что с первым заданием ты отлично справилась, — сказал Голушко и, увидев знакомую фигуру, ускорил шаг.

Алак Диргиниус ждал их, как об этом заранее и договаривались, на углу кузнечной улицы. При входе на кузнечную улицу, как и на все другие, за исключением улицы, ведущей в квартал постоялых дворов, стояли шлагбаум и будка со стражником. Все входящие и выходящие, въезжающие и выезжающие должны были предъявлять особый медный жетон с изображением семиконечной звезды,  которая символизировала куст с семью ветвями – знак семикустников. Несколько посетителей предъявили стражнику серебряные жетоны, а один – даже золотой.

— Ну, как прошло? — спросил Диргиниус, протягивая Голушко руку для рукопожатия.

— Отлично Алак, — усмехнувшись ответил Степан, — но они же сами везли контрабанду, так что нам необязательно было жертвовать салом и подбрасывать кроликов.

— Всего сала не съешь, господин капитан, — ответил отрядный маг, — а с кроликами получилось очень удачно – об этом весь рынок с утра болтает.

— Как думаешь, их за это сильно накажут? — спросил Голушко.

— В лучшем случае всыпят десятка два плетей и взыщут штраф, в худшем – изгонят, — равнодушно ответил Диргиниус. — Со своим коллегой я вчера встречался. У него этот город уже в печенках сидит.

— Поможет? — спросил Степан.

— Разумеется, но небескорыстно, — ответил маг, и уточнил:

— Сто золотых и пятая часть от добычи.

— Какой добычи? — удивился Голушко, — мы же не будем захватывать Тапию.

— Мой коллега из рода куинов, и хотя он давно занимается магией и близких родственников, имеющих влияние в храме, у него не осталось, он знает множество тайн, в том числе, где расположен выход из тайного хода, — пояснил Диргиниус.

— Алак, а ты ему вообще доверяешь? — спросил Степан и пояснил:

— Какой смысл отпрыску знатного рода, заметь, не портовому грузчику, предавать свой город?

Он не слишком распространяется на этот счёт — ответил Диргиниус, —  Но я слышал, что он женился на иноверке, и по тапийским законам должен быть изгнан, а его имущество конфисковано. И поговаривают, что кое-кто из тапийских жрецов начинает поглядывать в его сторону слишком пристально.  Кстати, он уже вывез почти всё своё имущество. Наше вмешательство ему только на руку.

***

Рыночная площадь города Тапии Голушко не впечатлила – она была даже меньше крытой ярмарки в Лужниках, точнее, даже меньше её половины, и, конечно, не шла ни в какое сравнение с «Черкизоном» – на «Черкизоне» могло разместиться две Тапии. Впрочем, по меркам мира, где сейчас находился Степан, рынок города Тапии был большим. Не считая загона для скота, помоста для рабов и эшафота, на рыночной площади размещались более тысячи лавок. Некоторые из них были совсем крошечными, и состояли всего лишь из маленького столика и табуретки, на которой сидел продавец. Другие же - вполне большие павильоны, чем-то похожие на минимаркеты из родного мира Голушко, некоторые из них, судя по всему, наиболее успешные, имели второй этаж. Но абсолютное большинство лавок представляли нечто среднее между цветочным ларьком и табачным киоском...

Первым делом Степан изучил оружейный ряд. Ничего необычного, кроме явно завышенных цен, он там не обнаружил. Те же копья, мечи, кольчуги, что он уже видел и во всех остальных вольных городах, от классического средневекового оружия всё это многообразие колюще-режущих предметов отличалось только тем, что в Тапии, как и во всех остальных вольных городах, сталь явно вытеснила железо...

Затем Голушко зашёл прицениться в тот ряд, где торговали пряностями. Корица, как и везде, стоила дорого, а вот красный перец – основной предмет поисков – был достаточно дёшев. Договорившись о покупке пяти мешков самого острого перца, Голушко вместе с сопровождающими его магом и воровкой отправился дальше побродить по рынку уже без всякой цели.

Был ли в том перст судьбы, или просто «звёзды так сошлись», но приблизительно через полчаса они вышли к помосту для продажи рабов и эшафоту. Большинство рабов уже были проданы, и только один болезненного вида старик так и не обрёл своего нового владельца. Однако толпа не расходилась. Из здания городского суда, по совместительству являвшегося и тюрьмой, вышел невысокий человек в сопровождении десятка стражников и бодрым шагом направился к эшафоту. Поднявшись по крутой лестнице, чиновник развернул длинный свиток начал громко читать вслух:

— Сегодня в 18 день четвёртой ветви одна тысяча сто девяносто четвёртого   года от основания Тапиителесному наказанию подлежат еретик Сууту со товарищи – по двадцать пять плетей каждому, также на виновных налагается штраф в сто золотых монет, а затем преступники изгоняются из города...

В толпе раздался одобрительный гул и женские смешки...

— Также подлежат наказанию...

— Пошли отсюда, — сказал Голушко, обращаясь к Диргиниусу.

— Ну уж нет, господин менестрель, — перебила Степана Ребана, — я хочу посмотреть, как эти святоши испробуют на себе своё собственное лекарство.

— Хорошо, — со вздохом согласился Голушко, а тем временем чиновник продолжил: