— Да я и сам всё понимаю, — грустно согласился Шпикерс, — да только на душе погано.
— А кому щаз легко? — согласился сержант. — Вот скажи, разве можно моих орлов одних оставлять? Это всё равно, что дюжину лис запустить в курятник. И кур не будет, и лисы передерутся. Вот я здесь с тобой сижу, а они уже, может, кого-нибудь грабят, и про приказ забыли, и за сигналом не следят. И вообще, как можно было поставить командиром девчонку сопливую?
— Это ты о чём? — не понял Шпикерс.
— Да о Ребане, Сну её побери, — пояснил Билко.
— А она-то здесь с какого боку?
— Так это её вместе с этим магом-криомантом наш капитан послал поджигать сигнал, — сержант тяжело вздохнул, — чувствую, она тут позажигает, никому мало не покажется.
— Ещё и маг этот?! — то ли удивился, то ли возмутился Шпикерс. — Боюсь я чего-то – он же хотел её прикончить на пару с Луткой, всё свои услуги предлагал, как бы она ему не отомстила.
— Магу?! — не поверил Билко.
— А что такого, маги, они тоже смертные. От пера в печень в толпе погибло больше магов, чем во всех сражениях. А уж со стилетом эта соплячка ты видел, как обращается.
— Мдя-а, послали боги капитана, совсем жизни не знает, — подытожил разговор сержант, — ну точно, младший принц.
— Это почему? — удивился Шпикерс.
— А сам посуди. С одной стороны план гениальный. Если он сработает, то вся Тапия к завтрашнему вечеру будет у нас в руках. С другой стороны, при таком подборе людей всё может сорваться в любой момент. Вот к примеру Прауд вместо того, чтобы запалить свечу, пойдёт по окрестным домам шарить. И всё, как говорит наш капитан, «тушите свет, сливайте воду».
— А он что, сам этого не понимает?
— Похоже, не понимает.
— А с Праудом он кого послал?
— А с Праудом он послал Лоурика, иными словами, Прауд может вертеть своим напарником, как угодно, — сержант Билко на мгновенье замолчал, а затем поинтересовался:
— И о чём нам всё это говорит?
— О чём? — спросил Шпикерс.
— О том, что господин капитан, — Билко выделил голосом слова «господин капитан», как трактирщик, который принимает игру высокородного человека, желающего оставаться инкогнито, — воспитывался во дворце или, на худой конец, в замке. С кем он там общался, не считая воспитателей? Со слугами, да с гвардейцами. Первые – подхалимы, вторые – верные вассалы. Вот и получается, что задумано с умом, да без ума сделано. Кто на такое из дворян способен? Только младший принц...
***
— ...Младший принц, говоришь? — иронично переспросил Прауд, — ну-ну.
— А чё? Вся рота об этом только и болтает, — ответил Лоурик. — Сам посуди, благородный, а саблей махать не умеет, и весь из себя сильно умный...
— Оригинально, — проговорил на это бывший взломщик, но лошадник его уже не слушал, а продолжал излагать свои доказательства:
— А баллады, которые он на своей гитаре играет? Ты когда-нибудь слышал, чтобы хоть один менестрель так играл? Ваганты – они поют для народа, а наш капитан учился играть там, где ваганты не водятся, потому как если бы он слышал, как надо играть, то так бы и играл, но он-то делает не как все...
— А значит, может быть только младшим принцем, — ехидно перебил его Прауд, а затем уже серьёзно спросил:
— Ты вообще понимаешь, что несёшь, деревня?
— И шо, если ты вырос в городе, то ты можешь меня перебивать?
— Вырос я тоже в деревне, в город ушёл на заработки, но таким дураком, как ты, я и в родной деревне никогда не был, а уж когда в городе пообтесался, и подавно, — сказал Прауд. — А ты-то знаешь, откуда пошла легенда про младших принцев?
— Нет, — ответил Лоурик.
— Тогда слушай, — произнёс Прауд, и начал свой рассказ:
— У последнего императора было два сына, два брата-близнеца. Оба дураки, вроде тебя, что характерно. Император их называл «мои утята», в историю они потом войдут как Короли-утки, но это будет потом, а пока утята подрастают, император стареет, а Империя – гниёт.
— А как Империя может гнить, — удивился Лоурик, — это же не кочан капусты, и не морковь, а Империя!
— Подробности долго объяснять, да их и не помнят, — ответил Прауд. — В первом приближении...
— В чём? — не понял лошадник.
— В приближении, — ответил бывший взломщик и, глубоко вздохнув, пояснил:
— Это вот если у тебя растёт на огороде морковь, то, кто не видел никогда моркови, посмотрит и скажет: «Трава растёт», попробует ботву, скажет: «Невкусная», это – первое приближение. А вот если взять лопату, и выкопать морковь из земли...
— То это уже второе приближение? — невинно спросил Лоурик.
— Для тебя, деревня, можно и так сказать, — ответил Прауд, — но дело не в этом, а в том, что человек, не знающий про морковь, будет под морковью понимать ботву, что в принципе тоже правильно, но не верно...
— А это как? — снова перебил Прауда Лоурик.
В ответ от Прауда последовало местное непереводимое выражение, слова и смысл которого авторы приводить не будут из этических соображений.
Облегчив душу, Прауд не стал объяснять очевидное для него, но невероятное для Лоурика, и продолжил свой рассказ: