Черный Новый год

Находчивый герой в исполнении юного Маколея Калкина мастерил хитрые ловушки.

Саша смотрела фильм тысячу лет назад. Ностальгия защекотала в груди.

Вероятно, показывали режиссерскую версию: сцена на кухне была ей не знакома. Калкин опрыскивает грабителя бензином. Подпаливает его при помощи петарды. Плохиш смешно дергается, его волосы пылают, потом загорается лицо.

В памяти всплыло имя актера, Джо Пеши.

Грабитель Пеши корчит дурацкие гримасы, а кожа его горит и трескается, мешочки человеческого масла – жировые клетки – вытекают и шипят, как яичница. Закипают белки в глазницах.

Улыбка сползла с губ Саши. Ей не нравилась эта версия фильма. Она ассоциировалась с матерью, со смрадом, который та источала после смерти.

Саша заторопилась.

Если она не справится до обеда, получит выговор.

Склад заканчивался секцией мягких игрушек. Саша впервые пришла сюда сама.

Раскачивалась, будто висельник, лампочка на проводе. Отблески света метались по потолку. Плюшевые звери обзавелись гадкими тенями и нехорошими мыслями.

Саша сглотнула кислый комок.

Осторожно переступила через детскую железную дорогу. Рельсы ручейком оплетали стенды и убегали к распахнутым дверям в стене. Надпись над входом гласила: «Упаковочный цех».

Она слышала про этот отдел.

И посещала его в одном из кошмаров, а кошмары были неотъемлемыми спутниками Саши на протяжении всей жизни.

Саша поежилась. На задворках склада температура не поднималась выше нуля. Холод проникал под платье ледяными пальцами. Она выдохнула облачко пара.

Тяжелые пластиковые шторы, прикрывавшие вход в цех, шевелились от порывов промозглого ветра. Снежная крупа, выплюнутая сквозняком, покатилась к Саше. Снежинки приземлилось на сапоги, и она брезгливо стряхнула их, точно насекомых.

Откуда-то сзади доносилась музыкальная тема «Простоквашино».

Саша повернулась к цеху спиной, взяла с полки плюшевую панду. Не проверила даже, кому она предназначена. Хотелось быстрее уйти из секции.

Она оглянулась.

За пластиком кто-то был.

Похожая на клинок тень падала к ногам Саши Сибирцевой, и пол затягивался инеем, очерчивая границы тени.

В недрах громадного морозильника раздался шум.

Звук, какой производили бы крысы, роющиеся в коробках с конфетти.

Онемевшая Саша попятилась от темной фигуры за занавеской.

Чуть не споткнулась о железную дорогу. Пошла, толкая тележку. Зубы ее стучали в такт с бешено колотящимся сердцем.

Колокольчики прозвенели мелодию пятнадцатиминутного перерыва.

Саша скользнула в боковой проход и покинула Сокровищницу.

* * *

На улице завывал ветер, и карликовые торнадо гуляли по припорошенному асфальту. Ледяная соль шуршала под подошвами. Саша пересекла парковку.

Пунктирная линия следов казалась цепью, пристегнувшей ее к гранитной глыбе склада.

Справа от здания росла одинокая ель, метров тридцать в высоту, древнее реликтовое дерево с пушистыми лапами.

Саша миновала ее и подошла к беседке с двускатной крышей. Зажгла сигарету. Из ста пятидесяти работников Сокровищницы курило пятеро. Дирекция взимала с курильщиков «никотиновый» процент и награждала премией за отказ от табака.

Дети с вредными привычками ложатся спать на голодный желудок.

Все так, но дым в легких напоминал Саше о мире вне склада. Три сигареты в день, вот что мешало ей превратиться из человека в шестеренку, деталь отлаженного механизма. Три кратких мига «как прежде».

Развеялся туман, полгода облеплявший склад.

Еще вчера за беседкой вздувалась плотная пелена, а теперь занавес пал, и кругозор разомкнулся.

Там ничего не было.

Ничего, кроме бескрайней пустоши до горизонта. Мерзлая земля, редкие пучки сухой травы. Сливаясь с пепельным небом, пейзаж образовывал шар, и взгляд напрасно бился о его вогнутую поверхность.

Склад, ель, парковка и Сашина беседка будто плавали в невесомости.

А вдруг те счастливые дети – фантазия?

Вдруг посылки уходят в космос, вертятся по орбите Сокровищницы астероидным кольцом?

Она стиснула в пальцах окурок.

Скрипнули задние двери, и Саша ссутулилась, словно нашкодивший ребенок. Заведующий Котельников, одетый в костюм Санты, как и простые кладовщики, держал в руках фарфоровое блюдце. Он поставил свою ношу на порог и, если бы в этой вселенной обитали животные, Саша решила бы, что он подкармливает кошек.

Котельников улыбнулся ей приветливо:

– Кадите, Александра Дмитриевна? Травитесь, миленькая?

От его отеческого заботливого тона у Саши засосало под ложечкой. Улыбка заведующего была фальшивой, зубы гнилыми от сладостей, а сам он походил на постаревшего и спившегося Маколея Калкина.

– Я всего две в день выкуриваю, – стушевалась Саша и погасила окурок о дно кофейной банки.

– Три, голубушка, три, – сказал Котельников и сделал несколько приседаний. – Денек-то сегодня – эх! Шикарный денек!

Саша подошла к нему, мельком заглянув в блюдце. Кисель – его подавали на завтрак по будням. По выходным служащих потчевали кутьей.

Коллеги шептались, что на кисель директора̀ приманивают земляных дедов. Саше доводилось находить на пороге склада посуду с полусъеденными лакомствами.

Котельников причмокнул, озирая пейзаж.

– Говорят, в этом году Хозяин прилетит пораньше.