Черный обелиск

– Нет, до послеобеденного курса, – поддерживает ее хозяйка. – Не будьте такими скупердяями.

– Шестьдесят тысяч – это уже по тому курсу доллара, который будет послезавтра, – говорю я.

– Нет, завтра. С каждым часом ты приближаешься к нему. Успокойся! Курс доллара неотвратим, как смерть. Ты не можешь от него уклониться. Тебя, кажется, зовут Людвиг?

– Рольф, – решительно отвечаю я. – Людвиг с войны не вернулся.

Хунгерманом вдруг овладевает недоброе предчувствие.

– А такса? – спрашивает он. – Как на этот счет? Ведь договорились на двух миллионах. С раздеванием и получасовым разговором потом. Разговор этот для нашего кандидата очень важен.

– Три, – флегматично заявляет Железная Лошадь. – И то дешево.

– Друзья, нас предали! – вопит Хунгерман.

– А ты знаешь, сколько теперь стоят высокие ботинки, чуть не до самой задницы? – спрашивает Железная Лошадь.

– Два миллиона и ни сантима больше. Если даже в таком месте нарушается договоренность, значит, мир идет к гибели!

– Договоренность! Какая может быть договоренность, если курс шатается, точно пьяный?

Тут поднимается Маттиас Грунд, который, как автор книги о смерти, до сих пор хранил молчание.

– Это первый бордель, зараженный национал-социализмом! – заявляет он в бешенстве. – Значит, по-вашему, договоры – просто клочки бумаги? Да?

– И договоры, и деньги, – несокрушимо отвечает Железная Лошадь. – Но высокие ботинки – это высокие ботинки, а черное прозрачное белье – это черное прозрачное белье. И цены на них – сумасшедшие. Почему вам нужно для вашего причастника непременно даму первого сорта? Это ведь как при похоронах

– можно с плюмажами, а можно без. Для него хорош будет и второй сорт!

Возразить на это нечего. Дискуссия достигла мертвой точки. Вдруг Хунгерман замечает, что Бамбус выпил не только свой коньяк, но и рюмку Лошади.

– Мы пропали, – заявляет он. – Придется заплатить ту сумму, которую от нас требуют эти гиены с Уолл-стрит. Нельзя было нас так подводить, Отто! А теперь мы вынуждены оформить твое вступление в жизнь гораздо проще. Без плюмажей и только с одной чугунной лошадью.

К счастью, в эту минуту появляется Вилли. Он с чисто спортивным интересом относится к превращению Отто в мужчину и, не дрогнув ни одним мускулом, оплачивает разницу. Потом заказывает водки для всех и сообщает, что заработал сегодня на своих акциях двадцать пять миллионов. Часть этих денег он намерен прокутить.

– А теперь убирайся отсюда, мальчик, – заявляет он Отто. – И возвращайся к нам мужчиной.

Я подсаживаюсь к Фрици. Прошлое давно позабыто; с тех пор как ее сын погиб на фронте, она уже не считает нас мальчиками. Он был унтер-офицером и убит за три дня до перемирия. Мы беседуем о довоенных временах. Она рассказывает мне, что ее сын учился музыке в Лейпциге. Он мечтал стать гобоистом. Рядом с нами дремлет толстенная мадам, огромный дог положил ей голову на колени. Вдруг сверху доносится отчаянный вопль. Потом мы слышим какую-то возню, врывается Отто в одних кальсонах, а за ним мчится разъяренная Железная Лошадь и на ходу колотит его жестяным тазом. Отто несется, как бегун на состязании, он вылетает через дверь на улицу, а мы втроем задерживаем Железную Лошадь.

– Сопляк проклятый! – восклицает она, задыхаясь. – Ножом вздумал колоть меня!

– Да это не нож, – говорю я, догадавшись, в чем дело.

– Что? – Железная Лошадь круто поворачивается и показывает нам красное пятно, проступившее сквозь черное белье.

– Кровь же не идет. Он просто ткнул пилкой для ногтей.

– Пилкой? – Лошадь изумленно смотрит на меня. – Ну, этого со мной еще не бывало! И вдобавок поганец колет меня, а не я его! Что я, даром получаю свои высокие ботинки? А моя коллекция хлыстов мне тоже ничего не стоила? Я вела себя вполне прилично, хотела в виде прибавки дать ему маленькую порцию садизма и легонько стегнула по его мослам, а эта очкастая змея набрасывается на меня с пилкой! Садист! На черта мне нужен садист? Мне

– мечте мазохистов! Нет, так оскорбить женщину!

Мы успокаиваем ее с помощью порции доппель-кюммеля. Потом ищем Бамбуса. Он стоит за кустом сирени и ощупывает себе голову.

– Иди сюда, Отто, опасность миновала, – кричит Хунгерман.

Но Бамбус не желает возвращаться. Он требует, чтобы мы выбросили ему его одежду.

– Не будет этого! – заявляет Хунгерман. – Три миллиона – это три миллиона! Мы за тебя уплатили вперед!

– Потребуйте деньги обратно! Я не позволю избивать себя!

– Настоящий кавалер никогда не потребует от дамы денег обратно. А мы сделаем из тебя настоящего кавалера, даже если бы пришлось для этого проломить тебе голову. Удар хлыстом был просто любезностью. Железная Лошадь

– садистка.

– Что такое?

– Она – суровая массажистка. Мы просто забыли предупредить тебя. Но ты бы радоваться должен, что удалось испытать такую штуку. В провинции это редкость.