Черный орден СС. История охранных отрядов

Герингу пришлось набраться терпения на целые сутки, так как Гитлер должен был возвратиться из баварского Бергхофа только вечером 24 января. И не успел Гитлер появиться в имперской канцелярии, как там оказался Геринг. Адъютанту Гитлера, Хосбаху, он даже пожаловался, что ему приходится сообщать фюреру неприятные известия. На этот раз дело шло о военном министре фон Бломберге. После своего доклада Гитлеру о сути вопроса, он как бы между прочим упомянул и Фрича. После ухода Геринга Хосбах отметил, что фюрер «хотя и был взволнован, но не проявлял озабоченности или подавленности».

Скорее всего, этой же ночью Геринг и отдал распоряжение Майзингеру восстановить дело Фрича. Уже на следующее утро оно лежало на столе Гитлера, из чего следует, что было подготовлено всего за ночь, да этого сотрудники гестапо и не скрывали. Второй адъютант Гитлера, Шауб, позвонил уже под утро Хосбаху и передал ему распоряжение немедленно приехать в имперскую канцелярию – видимо, сразу же после передачи туда дела Фрича.

Увидев через несколько часов Гитлера, Хосбах был удивлен реакцией Гитлера. Он, по всей видимости, тяжело переживал двойной прокол Бломберга и Фрича, потеряв наивную веру в прусско-немецких военных. Адъютант Видеман писал, что он «никогда ранее за все четыре года нахождения с Гитлером не видел его в таком состоянии. Заложив руки за спину, фюрер ходил, согнувшись, взад и вперед по своему кабинету, бормоча, что уж если такое произошло с фельдмаршалом, то на этом свете можно ожидать чего угодно». Прибывший на доклад генерал Герд фон Рундштедт118 нашел Гитлера «в страшном волнении, он производил впечатление человека, в котором что-то надломилось и который потерял веру в людей».

Было ли это хорошо разыгранной сценой? Сначала, наверное, нет. Но вскоре в Гитлере проснулся, очевидно, дикий инстинкт, когда он увидел шанс разделаться одним махом с руководством вермахта и взять командование армией в свои руки. Теперь уж военные не помешают ему осуществлять задуманную им внешнюю политику, пусть даже явно авантюрную.

И он напустил на военных Геринга. Поскольку Хосбах высказал сомнение в вине Фрича, Гитлер поставил перед Герингом задачу перепроверить показания Шмидта. Геринг дважды побывал на Принц-Альбрехтштрассе и получил подтверждение того, что он и Гитлер желали слышать: свидетель Шмидт повторил сказанное им ранее. Тогда Хосбах в ночь с 25 на 26 января отправился по собственной инициативе к генерал-полковнику фон Фричу и рассказал обо всем, что замышлялось против командования сухопутными войсками. Фрич был буквально огорошен, сказав только: «Это – наглая ложь!»

Было ясно, что крупнейший кризис в истории вермахта проходил в условиях беспрекословного солдатского повиновения и культа фюрера. Французский маршал Мак-Магон так выразился по этому поводу: «Генералы – люди, которые во всем мире проявляют менее всего мужества к действиям». Фон Фрич ничем не отличался от своих коллег, смотревших, как говорится, в рот Гитлеру. До самого своего конца он так и не понял, что сделал с ним его фюрер, и не видел пропасти, в которую наверняка свалился бы, если бы его не поддержали товарищи. С чувством фатализма и тупой покорности он шел навстречу не только своей судьбе, но и судьбе Германии. Позднее он написал о Гитлере: «Этот человек – судьба Германии – как в хорошем, так и в плохом. Он будет идти своим путем до самого конца, и если там окажется пропасть, то он увлечет с собою нас всех – тут уж ничего не поделаешь».

Но нашлись офицеры, которые не пожелали добровольно подчиниться року. Хосбах долго упрашивал Гитлера принять Фрича, и тот в конце концов согласился. Вечером 26 января генерал-полковник был вызван в имперскую канцелярию. Туда же был привезен Шмидт, который, увидев Фрича, воскликнул: «Это он!» Под честное слово Фрич заявил, что вообще не знает этого господина.

Хосбах, находившийся в комнате для адъютантов, вспоминал: «После довольно долгого ожидания я услышал быстрые шаги в сторону двери, ведущей в библиотеку. Открыв ее рывком, в комнату ввалился Геринг, прикрывавший обеими руками лицо, плюхнулся на диван и несколько раз произнес, задыхаясь: „Это был он, это был он!“».

Когда Гитлер заявил, что честное слово генерал-полковника его не удовлетворяет, Геринг посчитал, что его час настал, и, отведя в сторонку адъютанта Гитлера, Видемана, сказал тому: «Послушайте-ка, вы же можете поговорить с фюрером. Передайте ему, что он должен поручить мне армию. Я готов представить свои соображения по четырехлетнему плану ее реорганизации».

Этим он, впрочем не удовлетворился. Услышав, что Кейтель вызван к фюреру на 13 часов дня 27 января, он утром навестил его, желая услышать, кто же рассматривается в качестве преемника фон Бломберга. Кейтель успокоил Геринга, ответив: «Речь может идти только о вас, так как вы не станете же подчиняться армейскому генералу, будучи главкомом ВВС».

Геринг попытался подключить еще одного человека – самого отстраняемого Бломберга, и тот посчитал вполне естественным, если его преемником станет именно он – Геринг.