Черный Пеликан

Потом я перестал слушать волны, желая освободиться от их власти, порываясь вернуться мыслью к знакомым вещам, выручавшим не раз, но шаги сами собой попадали в найденный ритм, и океан не отпускал, наваливаясь всей мощью. Я снова вслушался растерянно – незнакомый голос у меня в мозгу звал без имени, лишь намекая на знание. Он звучал монотонно, порой затихая до шепота, но от него нельзя было отделаться ни на миг – он владел моим существом и жил в моем существе, как хозяин, изгнавший временных обитателей. Я придумывал разные уловки, так и сяк перетасовывая растерянные мысли, призывая на помощь то ворохи воспоминаний, то враз оробевших призраков, но все кончалось ничем – мой разум стремительно терял власть, сдавая полномочия чему-то неясному и грозному.

Вскоре призраки попрятались по углам, и воспоминания померкли вовсе, а голос внутри усилился и окреп, становясь все отчетливее, все громче. Я судорожно вертел головой по сторонам, пытаясь найти его источник, но все та же действительность окружала меня, не предлагая ни зацепки, ни подсказки. Я винил было ветер, свистящий в ушах, но ветер слабел, вздыхая и умирая, а голос все набирал силу. «Что это?» – вертелось в мозгу, по спине пробегала быстрая дрожь, ужас неизвестности холодил кровь. Я остановился невольно, не имея мужества идти дальше, всматриваясь в горизонт и ничего не видя.

Потом ветер вовсе стих, бессильно толкнув в грудь последним порывом, а океан, напротив, разошелся сильнее прежнего, накатывая на берег водяными валами. Устыдившись себя, я собрал всю волю и снова двинулся вперед, глубоко вдыхая неподвижный воздух. «Кто это?» – произносил я вслух, и казалось мне никогда не дадут ответа, но потом шаги вновь попали с волнами в один ритм, океан свыкся со мной, и пришла разгадка: черный пеликан.

Он летел с юго-юго-востока. Вначале это была лишь точка на сером пасмурном фоне, потом – темный, едва заметный силуэт, но я уже представлял его всего, будто различая хищный профиль с острым изгибом шеи и топорщащимся хохолком, грозный массивный клюв и размеренные взмахи крыльев. Прикованный к месту, не в силах отвести взгляда, я стоял на мокром песке, не замечая волн, что порой захлестывали мне ноги до щиколоток. Все мысли смешались, и вопросы потеряли смысл – я не мог бы описать теперь, что я вижу и чувствую, зная лишь, что происходящее неотвратимо, и ни страх, ни отчаяние не заставят меня бежать прочь.

Скоро их собралась целая стая. Они охотились вблизи от берега, как армада штурмовиков, соблюдая строгую очередность, взмывая в воздух на десяток метров, зависая на несколько мгновений карающими фигурами, сплошь состоящими из острых углов, а потом – бросаясь отвесно вниз, взрывая воду с гулким всплеском и показываясь на поверхности уже с добычей. Их было много, похожих друг на друга, будто росчерки черной туши, но я видел только того, что выбрал меня, как свою мишень, разглядев через бессчетные мили. Он теперь владел моей душой – даже и не поворачиваясь в мою сторону, но, я знал это твердо, неотрывно думая обо мне, пробуя на моем податливом естестве страшную силу заклинаний, которые, пусть непонятны мне, но властны настолько и так способны порабощать, что даже собрав все сомнения воедино, их нельзя отбросить, отмести, как что-то ненужное или придуманное на авось, как нельзя оспорить существование океана, когда он перед тобой – уж скорей усомнишься в собственной жалкой сути.

Сознание будто раздвоилось, мир расслоился в многогранной призме. Я знал, кто я есть, помнил дюны и город М., мог представить себе воочию недавних спутников и самых старых знакомцев, но и в то же время все, пережитое когда-то, пусть хоть одно мгновение назад, отодвинулось в безмерную даль. Лишь росчерки крылатых бестий и чужая непреклонная воля составляли реальность, в которую стоило верить. Происходящее отзывалось внутри ясным откликом, словно камертон или выверенная струна; мои желания и стремленья, сомнения и надежды вдруг зазвучали в унисон каждому звуку, приходящему извне. Мы существовали вместе и хотели одного – черный пеликан и я, то есть часть меня, новая половина, отрицающая увещевания прежних стражей, желающая слиться со всей стихией и познать что-то, не ведомое никому.

Пеликаны охотились, и волны пенились, изрытые воронками, а голос в моем мозгу звучал резче и резче, становясь невыносимым, как скрежет металла по стеклу. Я знал теперь, кто его хозяин, не задаваясь больше глупым «Кто это?», будто покончив с ним раз и навсегда. Вместо него с языка просилось растерянное «Кто ты?», но я твердо сжимал челюсти, не пуская наружу лишние слова, бесформенные осколки безвольных раздумий, столь же далеких от правоты, сколь и любые ярлыки, произвольно выбранные в минуты слабости.