Черный Пеликан

Дюны так дюны, решили городские тузы, значит были дюны и не будет дюн, но потом пыл-то поостыл. На это многие до них замахивалась, но ничего хорошего не вышло – нехорошее вышло, это да, и примеры не воодушевляли ничуть. Тем не менее, за шустрыми проектировщиками дело не стало, полезли изо всех щелей, чуть только пронюхали, куда дует ветер, и давай сочинять, кто во что горазд. На все находились умники – и подчистую засыпать дюны гранитным щебнем, и закатать асфальтом, словно гигантский плац, а то и аммонитом взорвать, а в котлован – опять же асфальт или бетон, чтобы от прежних глупостей не осталось и следа. Мельтешили они, изгалялись друг перед другом, норовя угодить в главнейшие советчики, но не угодили, потому как угодил-то я, а не кто иной, и не с какой-нибудь глупостью, а с самой что ни на есть реальной вещью».

Я покачал головой, разлил остатки вина по бокалам и сказал веско: – «Да, я придумал магистраль. Отошел, понимаешь, от стандартных схем, глянул с другой стороны, в архивах порылся, старые книжки почитал и понял – только в этом и выход, по-другому не получится никак. Необъяснимое не объяснить, и мистику так просто не изведешь. Не бороться нужно с ними, а оставить за бортом, не лезть напролом, а обойти стороной. Просто даже не обращать внимания – в этом суть и вся соль: пусть себе существуют отдельно, пусть копаются в них те, кому нужно и больше нечего делать, а основной поток – вокруг, поверх и, получится неизбежно, напрямую. К новой, так сказать жизни, мимо древних руин. Гениально по-моему, и я принимаю аплодисменты, хоть ты и не расположен аплодировать, потому что еще по-настоящему не вовлечен и прямых выгод само собой не видишь. Но те, кто вовлечены, те прониклись как надо, пусть и не сразу и не вдруг – но, опять же, идея была новехонькая и требовала некоторой привычки».

Я победительно посмотрел на Юлиана, и тот осклабился нарочито, будто радуясь за меня. Верит, мелькнула мысль, или притворяется, что верит – не суть важно. Скоро выясним доподлинно, уже немного осталось. Надо было что ли десерт заказать – а то я все треплюсь и треплюсь без перерыва…

«И что же было дальше? – поинтересовался Юлиан с напускной небрежностью, пригубив свой бокал и посмотрев искоса на мой, что давно уже был пуст. – Не заказать ли нам кстати еще вина? Или коньячку для разнообразия?»

«Давай коньячку, – махнул я рукой, показывая всем видом, что уже несколько набрался. – В хорошей компании легко пьется. А дальше было так…»

В течение следующего получаса я рассказывал ему в деталях, как идея мужала в суровой борьбе, как соперники расставляли мне ловушки и пытались опорочить почем зря, как приходилось изворачиваться и лгать там, где на первый взгляд следовало сказать правду, потому что нельзя было допустить, чтобы мои покровители заскучали, а правда смотрелась куда скучнее лжи. Я собрал вместе все, что знал об искусстве лавирования среди остроконечных рифов в тех водах, где водятся большие деньги – собрал и беззастенчиво присвоил себе умения и выдержку, изворотливость и хитрую сноровку, что взращиваются многие годы, чтобы потом, подобно современному Сезаму, ввести своих обладателей в узкий круг. Я представил себя одним из семейства акульих и щелкнул отточенными зубами не раз и не два, и Юлиан согласился со мной и поверил в такого меня, потому что, хотелось мне думать, ему ничто не резануло слух, и все, что нужно, было на местах. Я мог бы легко насторожить его, сфальшивив и сорвавшись от напряжения на фальцет, но я не сфальшивил и не сорвался, да и напрягся не очень – будто и впрямь перевоплотившись и поменяв обличье по счастливо найденному рецепту.