«Гиббс и эти двое, они торгуют сонной травой, – шептала Стелла чуть слышно, словно боясь соглядатаев, засевших в растрескавшихся стенах. – Привозят им ее другие люди, я про них даже и знать не хочу, а эти тут забирают и доставляют в город. За сонную траву, сам знаешь, могут дать на всю катушку, и в М. полно полицейских и сыщиков переодетых, только там уже не Гиббс орудует, городская полиция ему не страшна. Но сюда, в дюны, их тоже порядочно отряжено, многие места под наблюдением, особенно те, куда можно пристать на шхуне, потому что зелье привозят на рыбацких лодках и сбрасывают у берега, а потом уже перекупщики забирают – Гиббс или другие, кто как сговорится. Понятно, что если полиция рыщет, то на шхуне близко не подплывешь, да и не выловишь ничего – заграбастают в один миг. Поэтому каждый изгаляется, как может, придумывает свои штуки – и тут остальным до Гиббса далеко, он всех хитрее и берег знает лучше, как ни тягайся. Так что те, кто привозят, предпочитают иметь дело с ним – другие завидуют конечно, только и он не дурак, всем дает заработать, никто особо не ропщет. Сыщики, те с ног сбились, но как шла трава в город, так и идет, ничего с ней не сделать. Но сама я не пробую, ты не думай, – вдруг забеспокоилась она. – Я не из таких, мне только деньги нужны, и потом брат…»
«Да, но я-то тут причем? – перебил я ее. – Я ж в этом не смыслю, даже и деньги мне не нужны, зачем им со мной возиться? А если я возьму и струшу или, скажем, захочу в долю войти или выдать их потом?»
«Глупый ты, – улыбнулась Стелла, – в долю войти, кто тебя пустит?» – и помолчала еще, а я больше не перебивал, терпеливо ожидая разъяснений.
«Ты тут при том, что без тебя им требуемое не забрать, – заговорила она наконец. – Не то чтобы прямо без тебя лично, но без таких, как ты – ничего тут не знающих, которых вокруг пальца обвести – раз плюнуть. Ведь Гиббс потому и держит все в руках, что траву забирает там, где никто другой не рискнет. Есть место, куда полиция не суется – туда все равно никто не ходит, а на лодке там пристать – легче легкого, и ни одной человеческой души вокруг… Ты, наверное, уже понял почему: да, они там то ли живут, то ли кормятся – это их место на несколько миль, и его все обходят стороной еще за многие мили, чтобы случайно не набрести. Местные все знают и про Гиббса знают, что с ним лучше не связываться, так что местных туда не заманишь. Вот Гиббс и находит таких, как ты, туристов любопытных, и тащит их за собой, чтоб была этим, – Стелла приблизила губы вплотную к моему уху и выговорила еле слышно: – ‘черным пеликанам’ – забава, пока другие занимаются делом. Потому что, Гиббс говорит, если уж им кто один попался, то других они нипочем не тронут, у каждого, говорит, свой шанс или свой час, но всякий раз лишь у одного кого-то. Так что, если найти, кого первым послать, то тогда уже всем остальным дорога открыта – вот тебя и пошлют, за этим и взяли…» – Стелла отвернулась, нашарила сигареты внизу около кровати и закурила. Я лежал и молчал, не двигаясь, переваривая услышанное.
«Ну хорошо, Кристоферы понятно, им поклажу тащить туда и обратно, а вы-то с Сильвией зачем?» – спросил я ее потом, тоже взяв сигарету и жадно затянувшись.
«Ну ты совсем непонятливый, – удивленно сказала Стелла, всплеснув руками. – Мы тут по твою душу, чтобы ты потом послушался и не брыкался, ведь тебя же туда не потащишь силком, ты можешь лечь лицом в песок и все, толку от тебя ничуть, я бы так и сделала на твоем месте. Вот Гиббс с Сильвией и придумали трюк – оставляют не тебя одного, а с нами вместе, чтобы увильнуть не мог. Ведь кто-то же должен достаться им, – Стелла опять чуть слышно и невнятно проговорила кому, – а если не ты, то значит кто-то из нас, ну и Гиббс уверен, что такие как ты нипочем не допустят, чтобы женщины страдали слабые. Сами на себе, он говорит, рубашку разорвут и побегут на подгибающихся ногах туда, где опасно, хоть какая от них защита, если разобраться – кроме, конечно, нашего конкретного случая. Так что мы – это чтобы подстраховаться, чтобы уж точно знать, что никуда ты не денешься, поняв, что повязан по рукам и ногам. Потому мы и в постель с тобой ложились – для полноты картины, чтобы, когда выбирать придется, не случилось у тебя внезапных прозрений. Тут Гиббс верно рассудил, – с непонятной злобой прибавила она, – такие, он говорил, идейные, они вас ни за что не бросят, все на себя возьмут, думая, что головы-то у вас от них закружились, чему постель – самое непременное доказательство… Я, признаться, в первый раз не поверила в такую чушь, но потом увидела сама – работает, прав он был. И с тобой бы сработало, – она презрительно сузила глаза, прикуривая, на мгновение выхваченная из темноты огнем зажигалки, – сработало бы, как по маслу, если бы мне самой вдруг не стало противно… Теперь не знаю, что ты сделаешь, только меня не выдавай, я не заслужила».