Черный передел. Книга I

Оставшись один, Парфен Иванович, он же Андрюша, налил в тазик горячей воды и стал парить ноги, вспоминая, какой «красючкой» была Клуня в молодости. Каких фраеров за нос водила, каких атаманов! А он… Он был у нее в первых любимцах. И поныне знает и чтит ее воровской мир, не тот, конечно, который хватает с прилавков у бабок на рынке морковки, а тот, «третий мир», у которого есть ясное понятие о чести и совести, у которого в крови понятие о благородстве. «Вор в законе» не возьмет у бедного последнюю ценность, не говоря уже о куске хлеба. В его бытность «действующим» обычно узнавал адреса бедолаг, побитых жизнью, тихо входил в квартиру, оставлял на видном месте деньги и всякую вкуснятину. Вспомнилось Парфену Ивановичу, как везли их, недавних штрафников, с западного фронта на восточный. Что творилось на станциях, мимо которых проходили воинские эшелоны? Высыпала солдатская братва, хватала с привокзальных «балочек» все подряд – яйца, сало, хлеб – и разбегалась. И тогда собрался «совет» из «воров в законе». Вопрос стоял один: «Как отучить шушеру позорить воровское имя?» И решили. Первых пятерых «хватальников» казнить на глазах всего эшелона. На прибайкальской станции Слюдянка попался первый. Он выхватил у старой бабки гуся. Старуха бежала следом, падала в грязь, рыдала в голос, но разве могла она догнать солдата. Кричала: «Вор несчастный! Чтоб тебе подавиться!» И верно, кровью своей захлебнулся «хватальник». Поначалу объявили по всем вагонам товарняка: открыть двери настежь и смотреть, как «честные воры» будут расправляться с «гнидами». «Хватальника» на полном ходу выбросили из вагона, да так, чтобы он с размаху врезался в столб…

«Сколько же у меня нынче общаковских грошей? – вдруг подумал Парфен Иванович. – Пожалуй, „лимона“ полтора наберется, на эти деньги можно закупить все здешние заводы, а ежели раздать неимущим бабушкам, то…» Недавно побывал с благотворительными целями в доме-интернате, где под видом инвалидов кантуются старые воры. Передал директору посылочку, а в ней десять коробок конфет. Была бы его воля, купил бы этих коробок целый воз, но… нельзя, гроши не его личные, общинные. Каждый «вор в законе», каждый «авторитет» обязан часть своего дохода добровольно вносить в «общак», кто сколько может, кто сколько пожелает. К примеру, Лорд за месяц на воле уже внес сорок тысяч, а какой-нибудь мелкий «скокарь» и сотню отдаст для успокоения совести и от страха быть «указанным». Ведь когда все они «тянут срок», то им из «общака» выделяется материальная помощь, передается в зоны теплая одежда, табак, сахар, колбаса. Да и родичам, оставшимся без кормильцев, постоянно помогает «общак». И еще. Выйдя из заключения, «вор в законе» и просто «вор» получают временное пособие без возврата. Не всем одинаковое, как у фраеров нынче пенсия – каждому «потолок» по сто двадцать, и живи. У них все по заслугам определяется: каков твой статус в «третьем мире», такова тебе и подмога. Потом каждый с лихвой возвернет взятое из «кассы».

Сегодня Парфена Ивановича почему-то потянуло на воспоминания. Нет, не бурную молодость вспоминал старый «вор в законе», а то время, когда на «тихом съезде» избирали «хозяина общака». Спорили до хрипоты. Одни были за него, другие тянули своих дружков. Точку поставил Никола Питерский, давным-давно отошедший от дел. Он поведал «совету» о том, как познакомился с Парфеном. И этот, казалось бы, не имеющий к делу отношения рассказ разом склонил «законников» на сторону Парфена. А рассказ был прост. В 1945 году, когда большая группа «воров в законе» была освобождена по письму, в котором просила товарища Сталина отправить их в штрафбаты, чтобы «добить проклятого недруга в Берлине», их батальон располагался в латышском городе Лиепае. Был у них, как положено, комбат, но по сути дела командовал всеми Никола Питерский, тогда еще здоровенный громила, сидевший не только в «Крестах», но и в Варшавской «Цитадели». Бывало, командир батальона подходит к Николаю и просит: «Разреши, Никола, послать сорок солдат канавы в городе прочистить». «Пусть идут!» – милостиво разрешал Никола. И однажды он заприметил шустрого Парфена, к тому времени уже награжденного медалью «За отвагу», но не ушедшего из штрафбата. Воскресным утром он приказал ему сопровождать себя на городской рынок. Парфен, помнится, взял корзину, и они направились на рынок. Пошли вдоль рядов, выбирая куски мяса подороже. А сзади них, третьим, следовал местный урка, который с почтением выполнял все указания Николы, платил деньги. И когда они возвратились в часть, Парфен неожиданно протянул Николе Питерскому почти тысячу рублей, которые успел вытащить у какого-то богача в меховой шубе. Никола рассмеялся, обнял его и сказал: «Будешь у меня за сынка. Я сделаю из тебя человека».