Черный передел. Книга I

– Я так и подумал. – Ухтомский откинулся на спинку кресла. Он был готов ко всему на свете, к самому худшему. – Итак, на чем мы остановились?

– Мы бы хотели сохранить вас! – Петрушанский уже был иным человеком, покровительственным, чуточку снисходительным. – Есть несколько вариантов, каждый из которых требует небольших жертв.

– Например?

– Перевод в отставку с сохранением генеральской пенсии. Или… перевод в одну из союзных республик на высокую должность. К примеру, в город Фрунзе.

– Имеются еще два варианта, – не сдержал горькой усмешки Ухтомский, – сделать меня пациентом психбольницы, а еще более удачный ход – отправить под благовидным предлогом на тот свет, чтобы заставить замолчать навсегда.

– Неприемлемо! – совершенно серьезно проговорил Петрушанский. – Вы и так будете немы, как рыба. Кстати, а ваши соображения?

– У меня все будет нормально. Компрометирующих документов нет, наоборот, подготовлены и запущены в архив свидетельства моей не только лояльности властям, но даже резкие возражения министру. Это поможет оправдаться перед возможным следствием.

– Логично. – Петрушанский погладил зеркальную поверхность стола. – А вы не могли бы лично мне продемонстрировать ваше алиби?

– С удовольствием. Надеюсь, увидев все своими глазами, ваше начальство поймет: на своей должности я еще способен принести пользу Родине.

– Хорошо. Не будем терять времени. – Петрушанский поднялся, едва не задевая абажура. – Пойдемте к вам…

* * *

У Нины Александровны Жигульской в этот день был полный сумбур в голове. Ранним утром ее вызвал из квартиры Петр Кирыч, как самому близкому человеку сообщил страшную новость. После смерти дяди в Москве началась настоящая охота за сторонниками Щелокова. По приказу нового председателя КГБ, с одобрения Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Андропова, создана специальная комиссия, которой поручено выявить всех соратников бывшего министра. Как бы не дотянулась суровая рука и до Старососненска…

Что-то пугающее погнало ее к Русичу именно сейчас, после этого разговора. Захотелось поделиться с ним сведениями. Оказывается, в Москве творится непонятное: проверяют документы у людей на улицах, вокзалах, в ресторанах, даже у тех, кто посещает кинотеатры в дневное время. Задерживают праздношатающихся. В министерствах начали работать ревизионные комиссии. Проверяют также владельцев дач. У кого двухэтажный дом, приказывают снести второй этаж. Совсем недавно страна хоронила, как писала пресса, великого миротворца Брежнева. Они вместе смотрели по телевизору печальную процедуру похорон. Всемогущий, недавний полубог, увешанный десятками орденов, неподвижно лежал в гробу – ни дать ни взять обыкновеннейший из смертных. Петр Кирыч тогда язвительно заметил: «Свято место пусто не бывает. Где взять лидера-гения? Пока ни Ленина, ни Сталина не просматривается на горизонте. Новая метла всегда по-новому метет, пока не обомнется». Прошло всего несколько месяцев, и Петр Кирыч сегодня убедился: попутный ветер перестает дуть в его паруса.

– Нина Александровна, – неожиданно спросил Русич, усадив ее в кресло, – вы любили кого-нибудь по-настоящему?

– А как вы думаете? – невольно усмехнулась. – Могла ли я с довольно броской внешностью дожить до зрелых лет и… Любила, неоднократно.

– По-настоящему?

– Не знаю, что вы именно вкладываете в это понятие? – машинально спросила Нина Александровна. – Я обычная женщина, ничто мне не чуждо. А вот как это по-настоящему, просто ума не приложу.

– Я не поэт, да и не наивен, не про луну речь веду, ближе к земле. Любить можно и кошку за то, что красиво выгибает спинку.

– Спуститесь на землю, дорогой фантазер, – Нина Александровна легонько погладила его по плечу, покосилась на часы, – лучше просветите меня по дружбе: думаете ли подписывать, наконец, злосчастную справку? Тысяча людей одного ждет. – Понимала, сейчас не время говорить о справке, однако нарочно захотелось разозлить упрямца. Вспыхнуло пламя в груди, и затушить его можно было только желчью.

– Гнете свою линию открытым текстом? Вы мне – тридцать пять к зарплате, а я вам – справочку подпишу. Дешево покупаете!

– Я у директора служу. Неужто не поймешь, давно мир вокруг раскололся. Одни служат государству, другие – вполне конкретному лицу.

– Новость для меня. По простоте душевной думал: все мы у государства на службе.