Черный передел. Книга I

В ожидании референта Николай Анисимович машинально выдвинул ящик письменного стола, принялся перебирать его содержимое. Он давно хотел разобраться в этом набитом доверху ящике. Отложил в сторону новенький пистолет системы «вальтер», отделанный драгоценными камнями, – личный подарок министра МВД ГДР. Место пистолета было в сейфе, а не тут, под рукой. Бог даст, пистолет ему еще долго не понадобится. Чего только в ящике не оказалось: подарки для жены – украшения, духи, коробочки с французской косметикой. Он уже и не мог вспомнить дарителей. Почувствовали, сволочи, его слабинку и… потащили дары. Оказались тут и деньги в рублях и валюте. Николай Анисимович с негодованием засунул их в самый угол ящика, намереваясь когда-нибудь отнести их домой или отдать охране. Как все это попало в ящик стола, уму непостижимо. В глубине души Николай Анисимович был далек от того, чтобы брать подношения. Еще с войны он привык к аскетизму, восторгался Сталиным – вождь, говорят, имел всего три гимнастерки и один свитер. Но… Однажды приняв презент, он уже не мог удержаться, не мог запретить помощникам и особо доверенным лицам принимать «искренние знаки внимания» от глубоко уважающих его почитателей, особенно от бывших фронтовиков, однополчан, для которых он не жалел ничего, порой идя на явное нарушение закона. В последнее время на него накатывало сомнение: зачем все это? Зачем он принимает подношения, порочит свое честное фронтовое имя? Хотелось однажды разом разрубить все эти незримые путы, до предела сковавшие его душу и сознание, но никак не хватало решимости. Да и жена посмеивалась: «На то она и власть, чтобы пожить всласть. Помнишь: дают – бери, а бьют – беги?». Вот и сегодня Николай Анисимович снова успокоил себя: «И впрямь, чего это я травмирую свою нервную систему? Кто в Политбюро, в правительстве, в Верховном Совете безгрешен? Ишь, какие дачи-дворцы себе понастроили! Бездарные шаркуны, лизоблюды, а тоже орденов понавешали на грудь, один перед другим похваляются, мол, у меня орденов больше, чем у тебя». Отогнал надоедливую мысль о своем покровителе. Леонид Ильич давным-давно превратил не только квартиру, но и обе правительственные дачи в склад драгоценностей, гараж – в уникальную коллекцию самых современных автомобилей, на которых изредка ездит по внутреннему дворику дач. А Галина! Не дай бог иметь такую дочь!

Обычно на этом месте Николай Анисимович заставлял себя отключаться, переводить мысль на другое. Выручил Ухтомский. Он появился на пороге, как всегда, в тщательно выутюженной форме, с тремя рядами орденских колодочек на кителе, на носу полковника были неизменные очки, которые почему-то очень не нравились Щелокову – маленькие зеркала, словно фокусирующие линзы, он тебя, подлец, насквозь видит, а перед тобой только зеркальное отражение. Очень неприятные очки. Нет ничего хуже, чем спрятанные глаза подчиненного.

– По вашему вызову явился, Николай Анисимович! – Ухтомский подчеркнуто не называл его генералом армии, привык там, во Франции, вести себя вальяжно, по-цивильному, но такому умнице можно было простить его маленькие слабости.

– Входи, входи, Ухтомский! Садись поближе! – Министр протянул полковнику руку, с силой пожал. Сбоку лукаво глянул на Ухтомского. – Слушай, Илья, ты можешь сделать для своего министра скромный подарок?

– Подарок? – Ухтомский очень удивился, даже привстал с кресла. – Да, но что же я могу вам подарить? Вы, наверное, опять решили надо мной подшутить.

– Нет, я серьезен как никогда. – Министр встал, машинально огладил широкие лампасы генеральских брюк. – Очки. Подари мне свои очки. Да-да, эти самые, что на твоих глазах.

– Пожалуйста, Николай Анисимович, какие разговоры! – Ухтомский, ничего толком не понимая, снял очки, нерешительно подал министру, ожидая подвоха с его стороны. Шеф любил неожиданные ходы, часто ставил в глупое положение подчиненных, а потом весело, как ребенок, смеялся. Очки были типа «хамелеон», купленные в Бордо. Ухтомский так привык к ним, что забывал, что ходит в очках.

– Ну, спасибо! Уважил. – Министр вдруг сжал очки в кулаке, раздавил, как мерзкую козявку, с неприкрытым отвращением швырнул в мусорную корзину и вытер руки.

– Николай Анисимович, я ничего не понимаю, – смутился Ухтомский, подумав о том, что, наверное, Щелокову напели недруги, мол, в этих очках он хочет выглядеть солиднее министра или что-нибудь в этом духе.

– Ты не обижайся, Илья! – извиняющимся тоном произнес министр. – Не переношу, когда не вижу глаз собеседника. Это мое маленькое чудачество. А твои французские, как у нас в детстве на улице говорили, «вторые рамы» меня просто бесили.

– Вам виднее, Николай Анисимович, – не сдержал обиженной интонации Ухтомский. – У великих мира сего всегда были причуды. – Он нервно передернул плечами. – Можно ведь было просто приказать или посоветовать. Очки как очки.

– Выходит, ты меня тоже к великим причисляешь? – неожиданно жестко прищурился министр.