Черный передел. Книга II

Полковник встрепенулся. Оказывается, курсанты знают больше, чем он, они давно все для себя решили. Кровь бросилась в лицо. «Теперь можно будет сослаться на то, что курсанты выдвинули такие требования». Устыдился собственных мыслей. Наверное, им, молодым, тоже есть что терять. Он встал, оправил гимнастерку, посмотрел мимо плеча замполита на своего второго заместителя.

– Ваше мнение, Павел Петрович?

– Я согласен с курсантами.

– Благодарю вас. И прошу… – полковник чуточку замешкался, так трудно было произнести последнее слово, от которого зависело очень многое. – Прикажите дать сигнал боевой тревоги. Открыть склад, выдать курсантам полный боекомплект, саперные лопатки, противогазы, запас продовольствия. Через три часа выступаем.

– Да, но… – замполит растерянно заморгал.

– Разве не поставим в известность обком партии, УВД?

– Все свободны! – Полковник отвернулся от офицеров. Делегаты восторженно смотрели на него.

Офицеры, оживленно обсуждая долгожданную новость, вышли из кабинета. Остался только замполит. Все произошло настолько стремительно, что он не смог опомниться, не сумел найти убедительных слов, чтобы предупредить губительный шаг. И теперь, когда его разом отрезали от коллектива, растерялся окончательно. Что случилось? Как мог поступить подобным безответственным образом его старый товарищ? Сколько вечеров проводили вместе, обсуждая речи депутатов, действия Президента. Говорили откровенно, абсолютно доверяя друг другу.

– У нас на ходу всего два автобуса! – прервал он паузу, чувствуя всю неуместность этих слов, всю фальшь. – А желающих наберется и на все пять.

– Я сейчас переговорю со своим замом по транспорту, – вмешалась Нина Александровна.

– Возьмем наш, заводской автобус, он вышел из капитального ремонта. Путевые листы нам вряд ли понадобятся, – не сдержала откровенной усмешки. – Кто остановит милицейскую колонну? – Жигульская села к телефонному аппарату. Полковник, словно забыв о гражданских делегатах, отпер сейф, достал табельное оружие, внимательно осмотрел «Макарова», сунул в кобуру, принялся просматривать документы, нужные складывал в планшетку. Им овладело давно позабытое чувство человека, который в открытую идет на вооруженного бандита: нервы напряжены, глаз зорок, комочек страха глубоко в душе, в мозгу одна лихорадочная мысль: «Успеть! Успеть!» Ему предстояло еще позвонить жене, выставить охрану, откровенно побеседовать с курсантами: не на уборку картошки едем. Было неловко за старого товарища. Замполит почему-то все не уходил из кабинета.

– Порядок! – весело объявила Нина Александровна. – Сейчас Вася поедет на заправку и через пару часов будет в полном порядке. – Ее била легкая дрожь: назад ходу уже не было, а впереди…

– Спасибо, Нина! – Булатов с чувством пожал узкую кисть женщины. – Я как руководитель штаба по защите Конституции считаю, что вам нужно остаться в городе. Будете координировать наши действия. Полевые рации, надеюсь, есть у милицейских товарищей. И завод на ваших плечах. Что там подумают? Вы не вправе распоряжаться собой.

– Верное решение! – поднял голову полковник. – А за душевность и понимание момента спасибо!

– Мы оставляем на твое попечение, товарищ директор, демократический Старососненск! – с пафосом воскликнул Русич, упорно молчавший до сего момента. Не мог больше сдерживать восторженное чувство. Как он любил в эти мгновения эту необыкновенную женщину, как гордился ею. И вдруг ему стало невыносимо горько и страшно от сознания, что, возможно, больше не увидится с ней. Господи! Сколько сплетен, сколько извращенной лжи сплелось вокруг ее имени! Сам слышал, как высокопоставленные обыватели, оглядываясь по сторонам, обсуждали ее женские достоинства, заверяя друг друга в том, что Жигульская рецидивистка, которую буквально вытащил из тюремной камеры всесильный Петр Кирыч, поразившись ее красотой. Да, наверное, нет дыма без огня. Он-то точно знал, что Нина Александровна служила у Петра Кирыча на «Пневматике» секретарем-машинисткой, что в простонародье называлось проще: «служила в полюбовницах». Да, без сомнения, Петр Кирыч помог ей встать на ноги, полагал, что отныне женщина должна быть ему благодарна по гроб жизни. Разве мог бы предположить нынешний секретарь обкома партии, что его воспитанница, к тому же – член бюро обкома способна выкинуть подобный фортель? Пробил тяжелый для России час, и Жигульская, не колеблясь, не задумываясь о возможных последствиях, перечеркнув прошлое, встала на сторону тех, кого, наверное, втайне любила и ценила.

– Я останусь с вами, друзья! – упрямо наклонила голову Нина Александровна. – Упустить такой шанс – преступление.

– Нина! – Русич, наверное, лучше других понимал, что приказом женщину не остановить, вплотную подошел к Нине Александровне. – Я тебя очень прошу, останься. Мы все так любим тебя, наш золотой директор.

– Все?

– А я, признаюсь, больше жизни.

– Спасибо! – Нина Александровна, не стесняясь полковника, обняла и поцеловала Русича в губы.