Черный передел. Книга II

Алексей взял горячую трубку, прикрыв мембрану ладонью, тихо сказал:

– Я же предупредил, куда уехал. Неужели случилось землетрясение? Что? Какая комиссия?

Из Москвы? Но почему нас не предупреждали? Главный инспектор Президента Махарадзе? Он рядом? Передайте трубку.

Пока Русич разговаривал с высоким чином из Москвы, следователь с откровенным изумлением оглядывался вокруг. Ему никак не верилось, что глава области живет в этой двухкомнатной «хрущевке», в далеко не престижном районе, с убогой послевоенной обстановкой, да и сам выглядит не в пример прежней партноменклатуре далеко не барственно и не начальственно. Уж он-то прекрасно знал, как заведено в нашей стране: едва человек пробьется к власти, первым делом думает о том, как бы получше обеспечить себя. Недаром депутаты одним из первых вопросов решали, какую зарплату себе назначить.

Русич положил трубку, виновато оглянулся на Булатова:

– Махарадзе прибыл в Старососненск. Времени у него в обрез.

– А с какой целью?

– Для изучения участия должностных лиц в заговоре. Главный инспектор также сообщил, что прибыло подтверждение об освобождении от должности бывшего первого секретаря обкома партии Петра Щелочихина.

– Махарадзе – грузин? – неожиданно спросил следователь, недобро усмехнувшись. – Выходит, в России нет своих умных людей. Мало нам было Сталина.

– Поезжай, Алеша, – посоветовал Анатолий, – потолкуй с Махарадзе, а я пока займусь необходимыми формальностями по организации похорон. Да, звонила Галина, будет через час…

Двое суток прошли для Русича в неимоверных хлопотах, хотя появились откуда ни возьмись подхалимы-помощники, готовые для высшего начальства носом землю копать, предложили похоронить его мать на участке, где обычно хоронили высшее областное начальство. Однако Русич отказался от их услуг. У него были помощники: Анатолий, Галина, даже Тиунова приезжала по два раза на дню. Все печальные процедуры свершались на удивление быстро. Он и не представлял, что у мамы Зины было столько друзей, любящих ее. Какие-то женщины в день похорон хлопотали на кухне, незнакомые мужчины вносили и вносили в квартиру венки. В прихожей появился гроб с черным крепом, надгробный памятник с большим крестом и маленькой пятиконечной звездой. В час прощания появилось множество пожилых людей с орденскими колодочками на пиджаках. Фронтовое братство собралось в Старососненске со всех концов бывшего Советского Союза. На венках были надписи на украинском, грузинском, латышском языках, были телеграммы-соболезнования из Венгрии, Чехословакии, Польши. На всех венках похожие слова: «Герою войны – „Володьке“, „Пятая гвардейская будет всегда помнить тебя, дорогой „Володька“ – мама Зина!“

Часам к двум к дому начали отовсюду стекаться сотни людей. Шли отовсюду. Старые и молодые, военные и гражданские. Играл духовой оркестр местного гарнизона. Чуть поодаль стояли солдаты с автоматами, чтобы отдать последний салют героине войны.

Ранним утром в этот прискорбный день Русичу позвонил городской прокурор. Выразив соболезнование, явно робея и заикаясь, он робко заметил, что по неписаному закону, принятому в России, самоубийц не принято хоронить на общем кладбище да еще с воинскими почестями. Русич, не в силах ответить, молча передал трубку приехавшему из Москвы генерал-полковнику в отставке. Выслушав прокурора, тот резко сказал:

– Ты самый настоящий дурак, хотя и прокурор. Мама Зина не кончила жизнь самоубийством. Ее убили. Зверски убили злодеи, которые разрушили все, за что мы сражались! Неужто трудно сие понять?