- Все хорошо, Мили. - Рыцарь через силу улыбнулся. - Нам надо выбираться отсюда.
Девушка в замешательстве поглядела на тело Лукия. Плечи вампира вздрагивали.
Милица стиснула зубы, встала и подала Фрэнсису руку, чтобы помочь и ему подняться.
Поддерживая друг друга, они преодолели последние шаги до площадки. Здесь колдунья закинула руки мужа себе на шею и, прикрыв глаза, прошептала заклятье.
Тела обоих стали невесомы, и ветер подхватил и понес их ввысь - прочь от древнего храма, от таинственного холма - туда, где высились башни и шпили Дижона...
Фрэнсис кинул взгляд вниз, но ничего не увидел, кроме темноты. Холодный резкий ток встречного воздуха обжигал кожу. За несколько минут волосы и одежда стали сухими.
Сквозь прорехи в тучах выглянула луна, бросив на лицо Милицы серебристый свет. Сияние запуталось в волосах вместе с ночным ветром - и это было прекрасно...
"Я буду помнить ее такой всю жизнь, - внезапно подумал рыцарь. - Ведьма, подобная Деве Марии, ступающей по облакам... и с той же теплотой в глазах..."
Внизу мелькнула и пропала белая стена города, поплыли бурые в свете луны черепичные крыши. От их мелькания вновь закружилась голова, в глазах потемнело...
...Сквозь зеленую ткань балдахина пробивались солнечные лучи, доносился негромкий разговор, позвякивание.
- Измельчили траву, мадам? - Фрэнсис узнал голос Бьянки, сдержанный и суховатый: так она обычно разговаривала с Милицей. - Высыпайте, я размешаю.
- А разве не надо проварить?..
- Достаточно запарить. Варка уничтожит половину целебных свойств.
- Они напитают воду.
- Мы делаем не отвар, а кашицу для компресса, - отрезала травница, не сдержав раздражения. И, спохватившись, прибавила: - Мадам.
Фрэнсис не сразу осознал, что уловил мысль Бьянки, а, осознав, почувствовал неприятную, тревожную пустоту под ложечкой.
Еще не зная, как расценить новую способность, юноша попытался сосредоточиться и слушать дальше. Но чужая мысль мелькнула и пропала, а Фрэнсис остался лежать, недоумевая, как она проскользнула в сознание.
И как оно открывалось мыслям вампиров...
- Бьянка, я же приготовила холст для повязки, куда ты? - раздался голос Мили.
- Привыкла все делать сама, - ответила целительница. - Простите, госпожа графиня.
- Бьянка, какие извинения? - по тону Милицы граф понял, что его жена улыбается, и сам невольно улыбнулся - таким теплым был ее голос. - Я благодарна тебе, что ты согласилась меня поучить...
Итальянка долго не отвечала, затем медленно, растягивая слова, вымолвила:
- Хорошему делу отчего бы и не поучить?..
Фрэнсис не сумел бы определить, что означал странный тон знахарки.
Молодой человек невольно нахмурился.
От яростной силы этой мысли граф едва не подскочил. Плеснулась тошнота, балдахин завертелся карусельным шатром... Юноша невольно схватился за кроватный шест, и на голову упала, осыпая волосы и подушку серебристой шелухой, связка чеснока.
- Милица! Какого черта!.. - позабыв и о дурноте, и о недавней нежности, рявкнул лорд. - Почему в моей постели всякий мусор?!
Полог качнулся, на миг впустив яркий свет дня - рыцарь зашипел от резкой боли в глазах и прикрыл их рукой. В следующую секунду вновь сгустился мягкий полумрак, и больной сумел разглядеть Милицу: в обычном рабочем платье и переднике, с чашкой отвара, над которой поднимался пар. Его струйки вились туманными лентами, скользили над темными прядями Милисенты, ткали прозрачную вуаль над лицом... Дыхание Фрэнсиса перехватило от острого, пронзительного восхищения.
- Тс-с... Раскомандовался, - улыбнулась колдунья. - Ты мне будешь указывать, как тебя лечить? Может, тогда мне, милорд граф, указывать, как вам держать меч?.. Выпей-ка вот.
Девушка, присев на край постели, протянула лекарство и, пока молодой человек пил, - как зачарованный не отрывая от целительницы взора, - смахнула с подушки чешуйки шелухи, а затем подвесила чеснок обратно.
- Не снимать ни под каким видом! - строго велела знахарка. И, понизив голос до неуловимого шепота, добавила: - Оберег от вампиров...
Фрэнсис, чувствуя себя куда лучше и уже удивляясь своей вспышке, поставил ополовиненную миску на столик у изголовья. Благодарно накрыл ладонью пальцы жены. И от этого обычного прикосновения грудь заполнила теплая волна счастья - детского, чистого, как утреннее солнце, а перед глазами вновь встали пронизанные холодным светом колонны храма, ночь, и страшные существа с бледными лицами, мерцающими во тьме.
Что же это было, родная моя?.. Что?..
Ты спасла меня...
Но как ты узнала, что со мной, где я?..
Милица вскрикнула, отдернув руку.