Чёрный полдень (СИ)

Но с другой стороны, разве я не знала с самого начала, что он — больше страшная сказка, чем человек? Я ведь видела золотые знаки, вбитые в площадку вокруг мраморной статуи. Я знала, что лунные странны, близки к богам и живут вечно. Я слышала множество оговорок и наблюдала своими глазами, как Юта, та самая лунная, что была здесь с самого основания университета и настояла на том, чтобы сохранить за ним имя преступника и чернокнижника, искала в синих глазах эхо дорогого ей прошлого.

Я читала в книге: Амрис исчез, и стал появляться лунный Филипп Спящий, о котором нигде ничего не было написано, но который как будто бы что-то значил.

И даже когда Дезире сказал, что Юта, должно быть, может теперь считаться жрицей при Университете-друзе… даже тогда я, столько раз назвавшаяся «голосом», не спросила: а жрецом чего считаешься ты сам?

Но как, как можно было в это поверить?

— Всё уже, трусишка, — выдохнул Дезире в мой затылок.

Я завозилась, скосила глаза, готовясь сразу же зажмуриться, — но ничего страшного действительно не было. Напротив нас стоял мраморный рыцарь, каменный и безразличный, и на белом плече его сидела птица.

Почему-то это была чайка, крупная и вертлявая. В Марпери не водились такие.

Она гаркнула что-то по-своему, по-чаечьи, нагадила и улетела.

— Дези… или… то есть… мне теперь надо говорить?..

— Дезире. Амрис — это давно уже девятое имя.

Тайное, сообразила я. Неназываемое. В котором зашифрованы прошлое и смерть, и всё такое. Имя, в честь которого туманный ковыль поёт странную песню — каждому свою — а лунные смотрят снова болезненные картины, чтобы не забыть, кто они есть на самом деле.

Так мы и стояли в молчании. Иногда я косилась на Дезире, но у него было нечитаемое лицо. Усмирив бурю внутри — мне казалось, что кишки мои завязались в узел и так перевернулись, — я легонько толкнула в бок:

— И что теперь?

— Ничего, — он пожал плечами с тем же нечитаемым лицом. — Главное, что ты нашла меня, а не…

Он замолчал, и я требовательно толкнула его снова.

— Ты могла видеть в тумане свою смерть, — неохотно сказал Дезире. — Если бы ты подошла к ней, ты вышла бы в те самые место и время, где она случится. Но теперь это неважно. Однажды песня песка закончится.

— Однажды?

— Здесь сложно со временем, — Дезире пожал плечами. — Иногда туман уходит через час, а иногда через неделю.

Я устроила голову у него на плече, погладила белые перья, а потом сообразила:

— Нам нельзя через неделю. Там ведь ритуал, чернокнижники, чёрный полдень. Става! И я ведь говорила с Ллинорис, и она…

— Не переживай. Скорее всего, проклятие призовёт меня и отсюда.

— Скорее всего? А если… если нет?

Дезире безразлично пожал плечами. У него было лицо человека, заранее смирившегося с неминуемым будущем, — и оно было едва ли не страшнее всего того, что я видела в тумане раньше.

— Тогда разверзнется Бездна.

-ii.

Разверзнется Бездна. Лопнет немая земля, хлынет чёрная вода. Зашепчут стеклянные волны, сила растечётся по Лесу, — ты только возьми…

Люди, которые этого хотели, смогут сделать с нею что-то ужасное. А потом, когда — если — проклятие всё-таки призовёт Усекновителя, белое небо разобьёт чёрная молния. И прекрасный цветастый Огиц, рождённый из невозможной мечты о будущем, превратится в изломанную тень, полную закрытых районов и руин.

Дезире уснёт, а Полуночь позаботится о том, чтобы он спал всегда. Вот как всё будет, если только…

Эту мысль было сложно и странно думать — безумная абстракция, которая никак не может поместиться в сознание.

Всё будет так, если только мы не найдём выход.

Всё будет так, если только я не умру.

Только не нужно думать, будто бы я героиня. Героями можно счесть тех, кто хорошо понимал, что именно делает. А я была в сизом странном тумане, в который превратился поющий песок из хрустального лунного дворца, вокруг меня были тени, у моего мужчины выросли крылья, и всё это было так пронзительно не по-настоящему, что казалось — всё возможно.

Возможно абсолютно всё.

Молодая оракул по имени Лира видела меня в голубом платье и с цветами в волосах. Она видела, как я уезжаю из города, — но это было лишь одно из её видений, и она, благодарная за помощь с похоронами, решила, что именно этому будущему она хочет помочь сбыться.

Не потому ли, что в другом будущем я умерла?

Я была столько лет — невидимой ниточкой на фоне, пока не выдернешь — и не заметишь, что она вообще была. Я жила свою тихую жизнь на самой окраине Гажьего Угла, и написанная для меня судьба казалась простой и ясной.

Но потом я выбрала.

И вот теперь — теперь я наконец могла понять, для чего на самом деле это было нужно.

— Ты знаешь, — я сказала это очень бодро, — на самом деле, мы можем отсюда выйти.

— Из лиминала?

— Да, — я кивнула. — Меня научила этому новая оракул. Я ведь рассказывала, что я сшила саван? Так вот, она тогда что-то видела в моей руке, и она меня научила.

В лице Дезире был скепсис.