Чёрный полдень (СИ)

Девочка прыгала по веткам, совсем не боясь свалиться вниз, — воздушные крылья держали её, словно невесомую. Привстала на цыпочки, едва касаясь большими пальцами ног тоненькой веточки, приложила ладонь к глазам, а потом спрыгнула вниз и рассмеялась:

— Ну так — вот!

Отсюда, сверху, следы от скатившихся по склону колёс казались ненастоящими, — будто не живой склон, а макет, в котором чья-то шальная рука вычертила кривые раны-бугры. Теперь они заросли кустарником, спрятались, затянулись, но остались уродливыми шрамами.

— У вас… помнят о Марпери?

Девочка пожала плечами. А потом опять развеселилась и сказала театральным шёпотом:

— Это наша маленькая тайна! Видишь, мы обводим знак и вот здесь крест? Наш секрет! Как в том детективе, где три друга украли у подгорного короля золотые деньги, но один умер, второй оказался в тюрьме, а третий завещал своей дочери…

— …а потом тот, кто в тюрьме, стал присылать ей таинственные письма и грозить проклятием, — подхватила я. — Я читала!

Это были детские приключенческие детективы, лёгкие и при этом загадочные. Они выходили серией в мягких обложках, на газетной бумаге, и редко попадали в библиотеки, но стоили недорого, — и я до сих пор иногда перечитывала полюбившиеся истории.

— Да-а-а?.. А какую ты любишь больше всего?!

— Про чёрную руку! Где Меленея встечает пару, а он оказывается криминальным гением, и они вместе…

— А мне про катафалк нравится, — протянула лунная. Любовь ей была, похоже, не слишком интересна. — Где по чёрному-чёрному городу катится чёрный-чёрный…

Так мы болтали про детективы, а вокруг шептался ковыль, будто прислушивался тоже. И почему только эта девочка показалась мне страшно-прекрасной? Девочка как девочка; даром что лунная.

Когда мы были маленькими, Гай ужасно боялся мокриц. А какой бывает дом без мокриц? Мокриц у нас было достаточно. Они прятались под влажной тряпкой у двери, под ведром умывальника, за веником, а в дождливые года и под кроватью. Завидев мокрицу, Гай сразу принимался верещать.

Я тоже не любила мокриц. Противные, склизкие, они шевелили своими лапками и усиками, и от этого сразу хотелось чесаться. Но Гай всегда ухитрялся испугаться первым. А я, пока глупо моргала, успевала привыкнуть к виду убогих созданий и найти в них что-нибудь, достойное уважения.

А лунная девочка была куда лучше мокрицы, честно говоря.

— Мне казалось, в наших местах не бывает лунных, — я сказала это, когда она оттараторила краткий пересказ детектива про жужжащее привидение и остановилась перевести дух, — нам говорили, что здесь «померк свет», всё закрыли, все уехали…

Девочка нахмурилась, надула губы и протянула:

— «Все»? А моё имя не называют?

— Твоё имя?

— Оно мне не нравится, — недовольно сказала лунная. — По-вашему меня зовут Оставленная. Но это глупости! Меня никто не оставлял. Я просто живу здесь, да и всё.

— Одна?

— А кто ещё нужен?

Я отвела взгляд.

— И у тебя здесь… своя друза?

— Вооон там, — она ткнула пальцем в сторону гор, но с нашего места ничего не было видно. — Над шахтой. Я ещё звенящие мосты себе сделаю, как на западе!

— Наверное, одной скучно.

— Ерунда. Я умею смотреть в разные места, — похвасталась она. — Одним глазом туда, другим — сюда! Очень удобно! Жалко, что ваши так редко приходят. Вот лет пять назад был мальчик… потом встретил свою и уехал. Писать обещал. Но ты же не принесла писем? Значит, наврал. Ну, Ллинорис ему судья.

— Обниму тебя. Можно?

Девочка покосилась на меня странно, но придвинулась ближе. Я обняла её за тонкие плечи, погладила по волосам. Она едва доставала мне до плеча, пахла одним только гретым воздухом и была вся какая-то звенящая внутри, дрожащая, как будто замёрзла — или не была уверена, что ей вообще требуется тело.

Так мы простояли несколько минут, а потом девочка завозилась, расфырчалась, сдула косичку с лица и забралась на самый верх дерева.

— Хороший здесь свет, — сказала она подчёркнуто независимым тоном. — Зря они все уехали.

— А почему тогда?

— Да кто же их разберёт? Жрица сказала, чтобы уехали. Все собрались и поехали. На то она и жрица!

— А ты? Не поехала?

— Не поехала.

— Почему?

— Тогда она меня больше не найдёт.

— Она? Кто?

— Она, — передёрнула плечами девочка.

Её лицо заострилось, а я снова вспомнила, что в первый момент лунная показалась мне страшной. И я не стала спрашивать дальше про загадочную «неё», которую маленькая лунная ждала здесь, среди ковыля и бескрайнего ничего, уже пятнадцать лет.

Снова захотелось обнять её, прижать к себе и поделиться кусочком тепла. Но лунная сидела высоко на дереве, а мне было на него никак не забраться, поэтому я сказала другое:

— У нас почти никого из лунных не знают по именам. Вот только Усекновитель, у нас стоит ему памятник из мрамора. И все боятся, что он когда-нибудь проснётся.

— Усекновитель? Фи!

Я смотрела снизу вверх на тонкую фигурку.

— Во-первых, — девочка высокомерно задрала голову, — это ненастоящее имя. Это вы придумываете всякие глупые глупости. А во-вторых, он не проснётся.

— Не проснётся? Откуда ты знаешь?

— Оттуда! Он никогда больше не проснётся, забудьте о нём, да и всё.

— Но почему?